С тобой навсегда

Ковалева Татьяна

Петер выключает свет в барчике, и мы отправляемся в спальню. Сказывается прошлая бессонная ночь: едва накрывшись одеялом, мы погружаемся в глубокий сон. Лишь однажды я просыпаюсь ночью и отмечаю: мы с Петером лежим друг к другу спиной. Такого прежде не бывало...

Назавтра вечером они — Петер с Артуром — приходят вдвоем, слегка навеселе.

— Как учеба в университете, Люба? — спрашивает Артур, улыбается, подмигивает.

Я не могу еще угадать его настроя, поэтому отвечаю неопределенно:

— Все идет своим чередом.

Артур

говорит Петеру:

— У нее такой интересный выговор! Я еще не слышал такого.

— И не услышишь больше нигде. Садись, — Петер кивает Артуру на кресло напротив меня, сам готовит коктейли.

Артур рассказывает, как они с Катариной вчера провели вечер. Катарина, бедняжка, перебрала и сегодня весь день мучается. Но говорят, это полезно иногда. Она с утра не выходит из ванной, отлеживается в теплой воде. А вчера в дансинге ее было не остановить...

Рассказывая все это, Артур постоянно как бы обращается к Петеру. Но поскольку глядит он все время на меня, мне кажется, что и рассказывает про Катарину он только для меня.

— Да. Так о чем это я говорил? — Артур открыто разглядывает мои колени.

Понятно, я тут же прикрываю их полами халата.

— О Катарине... — напоминает Петер; он достает из холодильника лед.

— Нет, еще раньше? — Артур разочарованно отводит на минуту от меня взгляд. — Вот, вспомнил! Эти проклятые турки и курды заполонили всю страну. Ты, Петер, спрятался в своем деле и не замечаешь ничего вокруг. А между тем посмотри, что творится в Германии... Гессен, Вестфалия — сплошные турки и курды. От них нет житья. В северных землях — ливанские беженцы. Устроили из Германии приют! А теперь еще албанцев принимаем... — Артур по этому поводу очень раздражен; но более всего его явно раздражают турки. — Люба, ты видела когда-нибудь турок? — Артур упирается взглядом в мою, ясно обрисовывающуюся под халатом, грудь. — Отвратительный, наглый народ!

«Да, я видела турок».

... Я вспоминаю одну из давних своих поездок в Берлик, к Ричке, к моему молодому дяде. Кажется, у него родился тогда сынишка. И я ездила проведать своего новорожденного братца. Зачем-то мы с Ричкой отправились в соседнее село — Троицкое. Я знала, что в селе этом проживали почти исключительно турки. Мне интересно было на них посмотреть. И я по дороге просила Ричку: «Не забудь, покажи мне турок!..» Да, вспомнила... мы ездили в это село в магазин — мы слышали, что там продавали импортные коляски... И вот мы вышли из автобуса и направились к магазину. Смотрю, нам навстречу идет девушка в шароварах и в коротенькой курточке. Красавица — пером не описать! Черненькая, глаза — как угли. Стройная... «Вот турчанка!» — громко говорит мне Ричка. Девушка от этого восклицания даже вздрагивает. «А вон идет турок!.. И вот турок, смотри! — показывает Ричка в лицо какому-то симпатичному парню. — Видишь, как их много здесь!» Мне было неловко от того, что Ричка показывал на этих людей пальцем. Ричка заметил мое смущение и засмеялся: «Не обращай внимания. Это же турки!.. Знаешь, как их в застойные времена милиция гоняла?» «За что? За то, что они турки?» «Нет, они копейками шаровары подбивают! Вон, смотри, у той девицы!.. Все копейки извели!» Но я была не согласна с Ричкой. Турки — очень симпатичный народ...

Артур постепенно распаляется:

— Турки — какое-то наказание для Германии. Они наводнили наши города, они лезут в наши магазины — воруют, они лезут в наши дома, они пристают к нашим женщинам... Занимают наши рабочие места, бросают нам под ноги окурки... И еще требуют равных

прав с нами... Кто они такие! Они здесь на птичьих правах, а хотят чувствовать себя хозяевами... Всех не немцев надо гнать из Германии в шею! Безжалостно гнать!.. — тут Артур взглядывает мне в глаза и как бы спохватывается. — Я имею в виду турок и курдов... Их поджигать надо, выбрасывать из вагонов. Им с нами не ехать. Попомните еще мои слова!

Петер протягивает Артуру коктейль:

— Вот возьми, остудись. Развоевался!..

Петер уделяет много внимания брату. Я замечаю, что когда рядом Артур, Петер даже временами как бы забывает про меня. Наверное, еще и поэтому я недолюбливаю Артура. С его появлением Петер как-то неуловимо изменился. Я не могу сказать, в чем именно он изменился, но чувствую — что-то будто начало рушиться в наших отношениях. Петер как бы отдалился от меня. Или между нами вдруг что-то встало... Вчера я чувствовала себя неуютно. А сегодня я просто встревожена. И понимаю, некий протест растет во мне. Этот протест может вылиться в сильную реакцию. Я знаю себя. При определенных обстоятельствах я даже способна выдать неадекватный поступок... Я могу в один какой-нибудь момент решительно подняться с мыслью — «чем хуже, тем лучше!» — и уйти. И это будет конец!

А сегодня я безропотно слушаю этот бред, что несет Артур, и уповаю на уик-энд. Петер обещал свозить меня к морю. Там, на природе, быть может, все образуется, утрясется... Мы взглянем друг на друга со стороны и поймем, что очень нужны друг другу, и никакие испытания нам не страшны. И пожалуй — даже необходимы испытания...

Я чувствую себя уверенней:

«Нет, Артур не выбьет нас из равновесия!»

...Однако и поездка на море мало что проясняет.

Мы — на острове Рюген. В древнейшие времена этот остров заселяло какое-то славянское племя. Потом его завоевали германцы. Городок Засниц очень живописен, как, впрочем, живописны в Европе все маленькие городки. Не знаю, каков Засниц летом, но сейчас, на пороге зимы, он просто очарователен. В нем присутствует некий северный дух: над старыми домиками, над узкими улочками — низкое, затянутое тучами небо, рядом море — бурное, темно-серое в эту пору года; тут и там по свинцу вод бегут белые барашки... И падает снег. Временами ветер кружит его и залепляет им окна машин и домов, временами он падает тихо, садится на воду, размывает очертания кораблей вдали.

Я кутаюсь в шубку. Мы стоим на пустынном берегу, слушаем вечный шум моря.

Петер показывает рукой:

— Вон тот корабль, видишь? Серый...

— Вижу. Очень большой.

— Он плывет в Швецию... А вот этот — белый, с полосой на трубе... в Россию.

Встрепенувшись, я ищу глазами белый пароход. Его почти не видно за завесой падающего снега. Но я нахожу пароход по черной полосе на трубе. Смотрю на него с грустью. Он так далеко...

У меня вдруг возникает ощущение, что я на него опоздала — загулялась с молодым человеком по берегу и опоздала на свой пароход. И теперь передо мной неизвестность, ибо молодой человек, случайный знакомый, сейчас уйдет. Тогда я останусь одна в этом незнакомом городе.

Петер, и правда, делает несколько шагов вперед. Мелкие камушки шуршат под его ногами.

Петер оборачивается:

— Не отставай, Люба...

Я догоняю его. Он спокойный, задумчивый.