С трех языков. Стихи

Ракуза Ильма

Литературным дебютом Урса Аллеманна стал сборник стихов «Блязайка» [«Fuzzhase»], вышедший в 1988 году в цюрихском издательстве «Ammann». В 1990 году там же вышел сборник прозы «Ёз и Кко». [«Oz & Kco»]. Рассказ «Бэбифакер» [«Babyficker»], вызвавший скандал провокативностью языка и содержания (автора едва не обвинили в педофилии), участвовал в конкурсе на премию Ингеборг Бахман 1991 года и получил в Клагенфурте премию земли Кернтен. В 1995 году в венском издательстве «Дойтике» вышло еще одно прозаическое произведение «Старик и скамейка. Пять месяцев пустословия» [«Der alte Mann und die Bank. Ein F"unfmonatsgequassel»].

В последующие годы Аллеманн снова обратился к стихам, стараясь приспособить традиционные стихотворные формы для литературных экспериментов. Строгими античными метрами оды и элегии отличаются стихи сборника

«Holder die Polder. Oden Elegien Andere» [Urs Engeler Editor, 2007], непереводимое название которого отсылает к юношескому прозвищу Гёльдерлина и польдерам Северного моря. В вышедшем двумя годами позже сборнике «красиво! красиво!» [«sch"on! sch"on!»] главную роль играют сонеты. Во многих стихотворениях, вошедших в сборник «im kinde schwirren die ahnen» [Urs Engeler Editor, 2008] Аллеманн перелагает известные поэтические тексты других авторов, используя при этом средства современного языка. В названии сборника Аллеманн обыгрывает знаменитую строку из стихотворения Гёльдерлина «Половина жизни» [«Im Winde klirren die Fahnen»]. Известные тексты видоизменяются, заново переписываются и в сборнике «В мире зеппа. стихи и тому подобное» [ «in sepps welt. gedichte und "ahnliche dinge»], вышедшем в венском издательстве «Клевер» весной 2013 года. Переводы публикуемых стихотворений выполнены по изданиям «Блязайка» [«Fuzzhase», Ammann Verlag, 1988], «красиво! красиво!» [«sch"on! sch"on!», Urs Engeler Editor, 2003], «дочь. чуется. звонарь. потеха» [«im kinde schwirren die ahnen». Urs Engeler Editor, 2008], «Holder die Polder» [Urs Engeler Editor, 2001].

Завирака

Я не этот рухнувший ствол Я — не ветер, что его вырвал Я — не глаза, увидевшие его Я не помню ни ветра, ни ствола, ни глаз Я не помню себя Его вообще не было

Танка

Вверх по лесенке из слов я вылезаю из себя на ветку Качаясь смотрю в траву Глаз и зад: два яблока

Блязайка I

Блязайка сидит в поночневшей клетке и думает о плохом Луна — не яйцо для вашей масло-травно — вздохофонно-бетховенно-уксусной бурды Тот кто повесил на небо луковицу должен играть траурный марш Мужественное «ура» умирающим лесам, герр Оберлемми! Блязайка сидит в поночневшей клетке и думает о плохом

Блязайка IV

Блязайка краснея не врет: горшкуя сидит на ночке Цепочкой из ваших зеркал неизбежно играет он: взлетает: детей зачинает: процветает: тает: средь досок сгнивает! Когда Василий на опушке откачав полдела попадет в яму Иван хорошо начав поймает зайца в бору и не научится рыть другому «ушки машки /просят кашки /без промашки/ поднимаются тормашки/ошки-ашки» Блязайка ждет не жалея: на нем ночует горшчок

Два плохих стиха

1 Когда смерть и скрипка встречаются в одной строчке то стих плох неважно о чем он 2 Смерть сидит в скрипке и хрустит сухарем

Дико грустное

Я

деревце я голый сук веревка кто на ней висит обрежу грянусь и лежу покуда смерть ко мне спешит Я гроб я голая доска я гвоздь и кто его вобьет лежу внутри стою вокруг не быть бы мне ни до ни от

Для лиры

Рука что в грудь войдя тебя за сердце возьмет вновь упадет. Она твоя. Склонишься ты поднять ее. И сердце вдруг выскочит. В паденье мы давим землю сердцами, руками, зубами своими. Чтоб ее задушить. Но срывается с плеч голова и летит и себя накрывает взлетая вовне изнутри так что трудно представить но можно сказать. Кто-то думает так проливается кровь. Далеко-далеко слышен плач. Терпеливо кости мертвых что всюду лежат тянут песню свою. Если б мимо Орфей проходил я бы спел ему песнь этой лиры передал бы ему часть несчастных погубленных ей.

Автопортрет в переплетенье веток

Я в корабле древесном паданцы считаю Осенневед с рожденья слух тумана самоутешенья маньяк до падших яблок Под шансоны ветра я запинаясь числю урожай Вокруг меня роса ассоциаций невольных блещет Там и тут выстреливают вспышки слилась с изнанкой явь Из-под земли щетина скорби прорастает и жаждет слез

Двенадцатичастник

Тот треугольник светлый над самим лицом. Язык что к боли сильной тянется хлыстом. Стремленье рук сжать в пальцах сладостную плоть. Желанье вожделенеделю побороть. Эвоэпифананнакарладжессика. Стук букв нет что-то каплет хлынув как река. Не надо слов ведь кожа развзрывается. И звук со слухом слиты криком до конца. Нет никаких привязок хлоп и все прошло. Она полощет рот и рррр ей тяжело. Ее стыдливость ею ощущается. А жизнь моя к рутине возвращается.

метрический приплод

сапфо кусает приманю ревня сбросила ход: fuckты / глупцы юнцы зубцы концы / сердцы бах! прочь! оооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооо what if сёды грёзды слёзды музозды сёды лёды но — ды мёды чудоёды и дуделки на сопелках на ревелках безделлл what… и сно… о ба… ду-ду… та-та… там и… what слёзы в слизёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёё