С трех языков. Стихи

Ракуза Ильма

В переводе на русский отдельные стихотворения Несси печатались в «Иностранной литературе» [1998, № 9 и 2002, № 9] и вошли в книгу «Итальянская поэзия в переводах Евгения Солоновича» [М.; Радуга, 2000].

Перевод публикуемых стихотворений выполнен по изданию «Похититель мелочей» [«Ladro di minuzie». Bellinzona: Casagrande, 2010].

Стихотворения «Берн, автобусная остановка, вторая половина дня», «Воскресное утро» и «Ночной дождь» получены переводчиком от автора в рукописи. Редакция благодарит Альберто Несси за любезно предоставленное право безвозмездной их публикации на страницах журнала.

Усопшие

Странные эти усопшие, смотрят на нас из ниш с виноватым видом. Увидимся позже, говорят. Этот — улыбчивый, в галстуке-бабочке, в котором ходил на концерты; тот сбил во хмелю парнишку и сам разбился; выцветшая женщина, умершая в двадцать девятом, мне бы понравилась в этом

платье с вышитыми листьями вроде листьев платана, покидающих ветку, чтобы нарисовать восьмерку в утреннем воздухе. Ну а ты неуверенно смотришь на меня, ты, с ямочкой на подбородке, сомневаясь, что жил на свете. Вылитый я.

На границе

Что ты укажешь в таможенной декларации? Фартук в белую и синюю клетку Ножной «Зингер» на котором ты шила обручальное кольцо которое не снимается с пальца чайный сервиз с дамами в кимоно за стеклянной дверцей буфета? Или жестяную коробку со шприцем без которого ты не могла бы делать уколы соседям ходики с гудящими в лад золотыми пчелами времени? Неужели придется оставить таможенникам в их беспощадных и жалостливых руках и шерстяную шаль сидя в которой подолгу ты перебирала печальные тайны когда к этому располагала пасмурная погода?

Январская ода

1. светлым глазам затемненного таксомотора который ноябрьской ночью отвозил мою мать когда у нее начали отходить воды детской коляске зеленого цвета которая до меня возила полную вшей одежду эмигрантов нелегалу которого чуть не загрызла овчарка в кобольдовом лесу куда я ходил школьником в подаренном пальто преследуемый блюзом рассвету над парижанкой приносящему мне твои безвременники, Аполлинер, и обнажающему боль несчастных в любви [5] на путях сортировочной горки чудесной тайне вербаскума пробивающегося на станционном бестравьи под бряканье бдительных молотков для простукивания колес беспокойным асфальтовым воробьям товарищам наших дурачеств и свидетелям наших чудачеств спокойным чайкам на перилах балконов туннелям куда возвращаются с платформы экспедиторы чтобы вдохнуть немного тумана переправленные любезным Хароном с асфодилонского луга мечтам о скитаниях в товарных вагонах бледно-зеленого цвета в июльские дни когда мираж трепещет над шпалами лохмотьям истории поступающим на фабрику по переработке макулатуры и оставляющим горький запах бумаги в бумагорезке забвенья 2. плодородному пеплу оседающему на глазах стоит нам вспомнить хромую женщину на велосипеде и мальчонку что плакал в сквере работницам табачной фабрики вышедшим на демонстрацию и в первую очередь Марианне бившей себя по ягодицам перед носом хозяина моей тете в шелковой блузке сшитой из американского парашюта которая поднимая глаза от «Зингера» видела свет за холмом жителям Кьяссо пришедшим на помощь Гарибальди в битве при Сан-Фермо с торбами хлеба и фуража через пограничные лощины светлым асфальтам этого с латинским когда-то названием города где покоится наша дудочка вечных лозоходцев в поисках любви милосердным грудям подавальщицы из буфета богини ночной смены из-за которой сходили с рельсов вагоны огню иллюзий зажженному парнями что все еще играют Perdido в лесочке куда залетают среброгласые соловьи расцветая в тени грудам металлолома под белым криком акации покрывающей женщин таящих весенние гроздья веселья морозному январскому дню на горе святого где я собираю обломки снов возвращающих ушедших друзей и женщин которых я мог бы любить 3. своевольной будлее ищущей свет на ничейной земле и дарящей бабочку пропавшему без вести что сидит как ни в чем не бывало на тротуаре белым воротничкам и платанам на улице Команчини в ожидании итога пари на стакан вина с человеком выскочившим на футбольное поле красному знамени моего отца которому не удалось перейти границу когда его выследили черные псы ядовитой ненависти рассвету зарянки блинкующей за придушенным скрипом вагонов катящихся в тумане навстречу тупиковому упору Фалоппии-Ахерону под асфальтом уносящему прачек и закаты и кровь скотобойни и нашу струистую отроческую мочу заброшенному двору «Художественной фотографии Данте Брунеля» где черную свастику зачеркнул белый цветок летящего ангела старой женщине у которой при переезде в дом на виа Соаве чудом открылся третий глаз видящий невидимое другим девушке бросившейся чтобы забыть под поезд и одинокой забывшей выключить газ так что лицо в ожогах всем им а также тем кого я забыл назвать тем которые забывают тем кто не говорит обо мне тем о ком я не говорю тем и другим я посвящаю эту январскую оду.

5

Парижанка — согласно толковым словарям итальянского языка, седло или сортировочная горка на товарных станциях. «Этот странный топоним вызывает в моем воображении известное стихотворение Аполлинера о безвременнике, которое я очень люблю». (Из объяснения автора в письме переводчику.) «Боль несчастных в любви», по-видимому, ассоциируется у Несси со стихотворением Аполлинера «Песня несчастного в любви». (Прим. перев.).

Берн, автобусная остановка, вторая половина дня

В ожиданьи двенадцатого номера сижу на скамейке и как может показаться не обращаю внимания на на то что происходит вокруг на женщину косящую на оба глаза на мужчину в инвалидной коляске на хорошенькую велосипедистку что в мою сторону даже не посмотрела на первые осенние краски на прохожих думающих на ходу кто о чем на святого воина стража фонтана грозящего мне своим мечом.

Воскресное утро

серебрятся жемчужины на травинках и листиках зажигаются каплями в это утро воскресное то ль дождя ядовитого из внезапного облака то ли солнечных зайчиков

Ночной дождь

до рассвета все говорил о вашем отсутствии в верхних комнатах сохранивших следы песка и солнца на страницах книг и стаканы с карандашами и память о доме что на равнине до рассвета дождь говорил о вас крадясь по крыше мочился под дверью начинал и заканчивал вами свой светлый рассказ до рассвета он скороговоркой пересказывал наши воспоминанья рассуждал о четных днях и нечетных о времени пожирающем нас