С волками на Вы
Шрифт:
— От тебя самого, — усмехнулся Богдан. — Ты свой самый злейший враг.
— А где Анна?
— Сидит с волчицей, — ответил Богдан и зыркнул на Варю: — Я должен повторить? Или ты начнёшь понимать меня с первого раза…
— Не говорите с ней так! — Костя сел.
На этот раз он получил от Богдана удар в грудь, слишком сильный, и закашлялся.
— Ты начнёшь слушаться наконец?!
Богдан сидел на краю кровати, но теперь вскочил и шагнул к двери, к которой жалась Варя. Девушка не мешала ему пройти, но он всё равно отодвинул её в сторону. Варя схватилась
— Что он сделал? — подскочил Костя, когда спина Богдана ещё темнела в дверном проёме.
— Ничего! Лежи! — почти прикрикнула на него Варя. — Плечо чешется просто!
Она присела на край кровати и отложила в сторону свитер с рукавицами.
— Откуда они у тебя? — Костя лишь повернул к ней голову, не поднимаясь с подушки.
— Анна дала, когда чистили от снега дрова на просушку.
— Вместо песен?
— Вместе с песнями, — голос Вари сел. Она злилась. — У Анны что-то с руками. Может, аллергия, я не спрашивала. Она не хочет снимать рукавицы. Пришлось мне обед готовить. Под её песни. Она сказала, что потом мне их надиктует. Свадебные куплеты, только до жути грустные. И я прекрасно понимаю, что с таким мужем других и быть не может, — Варя вновь потёрла плечо, продолжавшее зудеть. — А что с тобой случилось?
— Сам не знаю, — Костя помнил про данное Богдану обещание молчать про волка. Но то про лесного, про домашнего Варя сама знает. — Может, сильно головой ударился, когда волк напрыгнул. Вернее волчица. Но я уже нормальный, могу встать.
— Лежи! — Варя выставила руку. — Не зли этого идиота!
— Сними когти!
Костя почти заскрипел зубами, когда Варя вновь надела рукавицы. Ему потребовалось много силы воли, чтобы не схватить Варю за руку. Она скинула рукавицы и натянула на пальцы рукава свитера.
— Знал бы, как я испугалась, когда Анна подошла ко мне со спины в этих рукавицах. Хорошо ещё не заорала, а то со стыда бы провалилась.
— А сама что тогда напялила? Меня попугать решила?! Так мне волков на сегодня довольно!
— Дурак! Знаешь, как я за тебя испугалась! — буркнула Варя. — А не о рукавицах думала! О них я думала, когда окоченела во дворе с этими дровами. Хоть бы кто помог! Так ни души ведь!
— Там полно народу было, — начал Костя, но Варя оборвала его с вызовом:
— Где ты их видел?! Я здесь всё утро проторчала! Никого у них нет! Нафига вообще трактир, когда все по домам сидят.
— Варя, там во дворе людей…
Костя замолчал, заметив в дверях Богдана с подносом.
— Моё дело овцу задрать, — напустился он с порога на девушку. — Бабье — хорошо приготовить. Мясо должно таять во рту, а не застревать в зубах!
Варя опустила глаза и пробубнила:
— Я старалась, но я никогда не готовила баранину. Я её, по правде сказать, не очень-то и люблю.
— Теперь ты её возненавидишь! — Богдан грохнул подносом о стол. — Потому что тебе самой придётся всё это есть. Тогда в другой раз постараешься приготовить вкуснее, — И обернулся к кровати: — Мне очень жаль, Константин, что тебе придётся это есть.
— Не надо меня жалеть, — Костя согнул руки в локтях, но решил не вставать: — Я съем. За два года ни разу не отравился.
— Готовьте сами, раз моё не вкусно! — буркнула Варя, не поднимая глаз.
Хорошо, что она не видела в тот момент лица румына. Его видел Костя. Гримаса боли, отчаяния, злобы… В любом случае, оно было ужасно. Богдан схватил с края кровати рукавицы, и швырнув себе под ноги, растоптал.
— Богдан! — попытался позвать Костя, видя полный ненависти взгляд румына, направленный на его Варю.
Богдан не повернул головы. Они с Варей испепеляли друг друга взглядами.
— Готовить здесь будешь ты!
Слова румына ударили сильнее хлыста. Варя взвилась на дыбы и сжала кулаки:
— Я ехала сюда не ворочать чугунные сковородки. И надеюсь уехать отсюда с фольклором, а не с мозолями! Раз Анна больна, ищите помощь у соседей!
Варя перевела дыхание и приготовилась выслушать нелицеприятный ответ, но румын промолчал. Однако взгляд его оставался пугающе злым. Хотя чего ей бояться? Самое страшное уже случилось прошлой ночью. Тогда она, дура, смолчала, но сейчас готова отходить его той самой сковородой, на которой тушила квашеную капусту. Общение с Анной пошло на пользу. В голове до сих пор звенел её голос:
“Ох, бедная невеста, хорош ли выбор твой?
Чем худо выйти замуж, так лучше прямо в гроб!”
О, да, лично она предпочла бы умереть, чем всю жизнь выносить попрёки этого волчищи. Ночью его глаза тоже горели. Только нынче он с радостью съездил бы ей по физиономии вместо поцелуя. Сжимает, козёл, кулаки, стараясь удержать себя в руках. “Давай же!” — почти выкрикнула Варя, — “Ударь меня при Косте. Тогда эта жуткая молчанка закончится, и он заткнёт твою паршивую глотку твоим же свитером, и мы тотчас уберёмся отсюда. И давитесь сами своей овцой вместе с вашим фольклором!” Но Варя сдержалась и сказала почти спокойно:
— Я не шучу. Попросите кого-нибудь из деревни готовить еду, если болезнь Анны настолько серьёзна. Я не умею готовить ваши блюда. И мы всё равно скоро уезжаем, ведь так, Костя? — повернулась она за поддержкой, и Костя кивнул:
— Да, мы скоро уедем! Давайте не будем устраивать трагедии из-за подгорелой баранины. Это глупо.
Богдан кивнул:
— Ты прав, глупо! Там есть хлеб. Можно ещё сварить кукурузной каши.
Продолжая удерживать Варю взглядом, Богдан сделал шаг к двери. В голове девушки вновь зазвучала трансильванская песня:
“Ах, милая невеста, прекрасно стать женой,
Жена не ровня девке, и будет жизнь иной.
Забудь свои желанья ты в выборе пути:
Теперь твой муж решает, куда тебе идти.
Порой от папки брата ты плакала, сестра,
Теперь же станешь плакать от мужнего словца:
Оно больнее палки и ранит прямо в грудь.
Мы все его познали — таков наш бабий путь.
Терпи, не плачь, невеста, не выплакаться впрок,
Терпи, уж коль сменила кокошник на платок.