С волками на Вы
Шрифт:
— Варя, мы не в суде! — он сбрызнул лицо ледяной водой и даже побил себя по щекам. Только проснуться от страшного сна не получилось. — Я спрошу Анну, хочет ли она уехать? Если она согласится, я сделаю всё от меня зависящее. Обещаю.
Варя стояла в дверях, скрестив на груди руки. Костя сполоснул бритву и сделал к девушке шаг, но не обнял. Уж слишком грозный был у неё вид. Костя прикрыл глаза ладонями и резко развёл руки в стороны.
— Злыдня-феминистка детектед. Варька, улыбнись!
— Ничего смешного! — Варя даже сжала губы.
— Я не смеюсь! Когда я обнял Богдана, я почувствовал
— А меня, значит, проведёшь? — Варя ещё больше надулась. — Я тоже чувствую боль. Боль Анны, и она уж точно не врёт! И ещё я чувствую зло, которое исходит от Богдана. Это тоже нельзя сымитировать. Поверь мне!
— Я верю, — наконец Костя сумел сжать её плечи. Варя не дернулась, но и не подалась к нему. — Мы чувствуем боль, разлитую в воздухе, но пока не знает её настоящую причину. Давай не вешать ярлыки заранее. Никогда не доверяй одному источнику. Так нас учили.
— Почему ты не можешь просто поверить мне?
Костя спрятал вспотевшие ладони девушки в свои холодные после воды руки.
— Если бы это касалось тебя, я бы сразу поверил. Но мы говорим о чужих людях, которых знаем всего лишь день. Один день, Варька!
— Ты тоже знал меня всего один день…
— Варька, не начинай! — Костя даже зубами заскрежетал. — Речь сейчас не о нас.
— А если бы это было о нас? Ты вообще меня любишь?
Костя закрыл глаза, не вынеся взгляда Вари.
— Здрасте, приехали! Причём тут это?
— Значит, тебе плевать?!
Он выдохнул — видно, изрядно её приморозило в лесу.
— Варь, вспомни, как тебе было плохо во время гриппа, — заговорил он, так и не открыв глаз. — Я не отпустил тебя к родителям и ухаживал за тобой. Неужели ты думаешь, что это стал бы делать человек, который ничего к тебе не чувствует?
— Я задала прямой вопрос!
Костя открыл глаза. У Вари аж губы посинели от напряжения.
— Ну, ладно, я никогда не признавался тебе в любви, потому что просто не знаю, как сказать это нормально. Мне кажется это банальностью и девчачьей глупостью. Мне просто спокойно и хорошо с тобой. Надеюсь, тебе тоже. А если что-то не устраивает, то я приму все претензии в Питере, ладно? — бросил он уже совсем зло.
Варя вырвала руки и повернулась к нему спиной. Теперь у него самого вспотели ладони.
— Знаешь, — начал он скороговоркой, — Богдан спросил, готов ли я пожертвовать жизнью, спасая тебя? Я ответил, что готов. Да, я так чувствую. И это всяко лучше ваших дебильных ай лав ю, не находишь?
— Да кому нужна твоя жизнь?! — огрызнулась Варя, усевшись на кровать.
Она теперь глядела в пол, и потому Костя спокойно переступил порог ванной комнаты и сел рядом. Можно было смотреть ей на ноги, не мучая себя изучением напряжённого профиля. Да что её так разобрало сегодня?!
Варя продолжала играть в молчанку довольно долго. Костя успел сменить футболку и сейчас раздумывал, зажигать керосинку или нет. Стало уже довольно темно. Самое время для трансильванских сказок.
— Бери блокнот с ручкой, и пошли вниз.
— Иди один. Вы лучше поговорите без меня. По-мужски!
Костя ничего не сказал, вытащил из рюкзака блокнот с ручкой и вышел в коридор, не придержав дверь, и та гулко хлопнула. «Может, так действительно лучше. Посидит одна, успокоится», — подумал Костя и бодро зашагал к лестнице. Снизу не доносилось ни звука. Спустившись на пару ступенек, он вспомнил про грязную посуду, но решил не возвращаться за ней. Может, и отдавать будет некому.
В очаге пылал огонь, высвечивая огромную фигуру Богдана. Костя спустился ещё на несколько ступенек. Румын не шелохнулся. Он лежал, поджав длинные ноги, выгнув спину дугой, пряча голову чуть ли не у самого живота — сравнение со спящей собакой или волком само пришло на ум, и Костя вздрогнул. Он решил повременить со сказкой до утра, но вдруг заметил, что одно полено лежит неровно, и искры могут долететь до волчьей шкуры, на которой спал Богдан.
Костя подбежал к камину и, перепрыгнув через спящего, без кочерги, прямо ногой, столкнул полено внутрь очага. Шерсть носка тут же вспыхнула, и Костя принялся сбивать огонь о железную пластину, закрывавшую деревянные половицы перед очагом, а через секунду уже лежал спиной на шкуре, а Богдан голыми руками стягивал с него горящий носок. Костя дёрнул ногу на себя, и пылающий факел остался в руках румына и тотчас полетел в камин. Затем холодные ладони сомкнулись на покрасневших пальцах, и Костя сразу почувствовал облегчение, прикрыл глаза и завалился обратно на шкуру.
— Ты кочергу не увидел? Или даже не искал? — пальцы Богдана мягко двигались по ступне парня, обволакивая кожу спасительным холодом. — А если бы меня рядом не оказалось?
— Если б вы здесь не спали, я бы и не полез в огонь.
Разум требовал возврата ноги, но та вовсе не желала покидать ледяной плен. Костя приподнялся на локтях и увидел, что Богдан внимательно наблюдает за выражением его лица.
— Я не спал, — сказал румын. — Просто лежал и смотрел на огонь.
— Странная поза для того, чтобы смотреть на огонь, — разозлился Костя на такой ответ. Хоть бы спасибо сказал, что спас его дом от пожара! Да и его самого! — Интересно, у вас глаза и на затылке?
— Не слишком ли ты наблюдательный, мой мальчик. Не слишком?
— Не называйте меня так!
Костя вырвал ногу и спрятал под себя.
— Вот когда повзрослеешь и прекратишь делать глупости, тогда я и стану относиться к тебе, как к мужчине. Но думаю, за наше короткое знакомство этого не произойдёт.
Его рука скользнула по лицу парня, проверяя щёки на гладкость. Костя хотел дёрнуться, но Богдан положил вторую руку ему на плечо и будто камнем придавил к полу.
— Не трогайте меня, пожалуйста, — попросил Костя как можно вежливее.
Богдан отрицательно мотнул головой. Его рука скользнула с лица вниз и прикрыла пасть нарисованного волка. Чёрт, и Варька ничего не сказала! А он и не посмотрел, что надел.
— Специально меня позлить, да? — почти прорычал Богдан.
Его лицо было совсем рядом. Они смотрели друг другу в глаза настолько пристально, что Костя даже почувствовал, как ресницы увлажнились, и чтобы убрать с глаз пелену, часто-часто заморгал, а когда открыл глаза в очередной раз, то не увидел подле себя Богдана, потому резко обернулся, боясь обнаружить чокнутого румына за спиной, но там тоже никого не было.