S.n.u.f.f.
Шрифт:
Камера развернулась к машине и сделала замысловатое движение, смысл которого, однако, был так же понятен, как если бы это был человеческий жест: следовало ехать вперед.
Грым подчинился.
С трудом преодолев разбитый взрывами участок дороги, он притормозил. Если кто-то из ганджуберсерков и сохранял боеспособность, он не спешил этим хвастаться.
Камера повернулась к машине и поднялась над дорогой, не отводя от Грыма своих белесых глаз.
— Кажется, он теперь по нам… — начала Хлоя.
Камера опять
Только что покинутого ими дома больше не существовало. Не было даже кустов и забора — только расползающееся облако пыли и дыма. Второй самосвал забросало грязью, а лежавшая перед ним свинья исчезла. Наверно, подняла камуфляж, подумал Грым.
— Ох, — прошептала Хлоя, — Вовремя мы вышли… Знаешь что… По-моему, он снова хочет, чтобы мы ехали за ним.
— Я понял, — ответил Грым. — Подними стекло.
— Зачем?
— Пусть думают, что дискурсмонгер едет. С камерой сопровождения. Никто больше не сунется.
Как только Хлоя подчинилась, он нажал на педаль, и моторенваген поехал вверх по улице.
Вдоль заборов жались уцелевшие оркские солдаты. Никто больше не пытался остановить машину. Черный от грязи ганджуберсерк с черепами прапорщика отдал честь, когда тонированные стекла проплыли мимо. Грым решил, что это от контузии, но когда они доехали до следующего патруля, честь отдали уже все солдаты.
— Представляешь, — сказала Хлоя, — каждый день так ездить.
— Куда?
— В Желтую Зону, не меньше. Или даже в Зеленую.
— Быстро надоест, — ответил Грым.
— А я бы всю жизнь могла.
Грым поглядел на нее со смесью недоверия и страха.
У него до сих пор дрожали пальцы, и ему приходилось сильно сжимать руль, чтобы вести моторенваген. А Хлоя, похоже, успела успокоиться — она с интересом глядела в окно, впитывая скользящие по нему оркские взгляды. Грым готов был поклясться, что больше всего на свете ей хочется опустить тонированное стекло, показав публике, кто за ним сидит.
— Куда мы едем? — спросила Хлоя, — В Зеленую Зону?
— Не знаю пока, — ответил Грым, косясь на камеру. — Слушай, а что с берсерками случилось, когда ты визжать начала? Ты их как-то оглушила?
— Нет, — сказала Хлоя. — Их на измену пробило.
— А что такое измена?
— Такое с ними бывает по укурке от резких звуков. Перед боем они затыкают уши специальной смолой, потому что на войне за измену могут повесить. А сейчас война кончилась. И затычек у них в ушах не было.
— Откуда ты это знаешь?
— Так у меня же отец говнокур, — сказала Хлоя, — Ты что, забыл? И дед был берсерк — на трех войнах в заградотряде воевал. Первый раз еще при Просрах. Просрал глаз и два пальца.
— Его
— По ним тоже иногда попадают.
— А отец у тебя воевал?
— Отец гражданский ганджуберсерк. Сторчался на работе. Начинал в налоговом департаменте, а они там три раза в день курят. Он меня раньше ремнем порол, а потом я научилась так визжать, чтоб его на измену пробило. Он теперь, как покурит, в комнате счастья от меня прячется.
Грым вяло подумал, что людей, возможно, мог бы заинтересовать такой военный секрет. Ведь ганджуберсерки — опора режима, и если знать их слабое место… Но по какой-то причине эта мысль не заинтересовала даже его самого и ушла во мглу забвения недодуманной.
Он притормозил у перекрестка, ожидая знака от камеры. Камера велела ехать прямо.
— Нет, не в Зеленую едем, — сказал Грым. — Если в Зеленую, повернули бы направо.
— А куда?
— На рынок. Или… на Оркскую Славу. Это, кстати, было бы хорошо.
— Почему?
— Потому что за нами туда никто не сунется. Демилитаризованная зона. Там только труповозки. Главное через ворота проехать. Там теперь охрана и шлагбаум.
— А что дальше?
— Увидим.
— На вот, надень, — сказала Хлоя.
Грым увидел в ее руке кепку-бейсболку со словом «CINEWS».
— Это дискурсмонгера?
Хлоя кивнула.
— Может, поумнеешь, — сказала она.
Грым не особо верил в такую возможность, но впереди был контрольный пункт, и он надел бейсболку на голову.
Когда машина выехала на рыночную площадь, Грыму снова стало страшно.
Везде были разложены носилки с раненными, и он подумал, что орки могут перевернуть машину дискурсмонгера, или хотя бы забросать ее камнями. Однако произошло как раз обратное — хмурые мужики из мясного ряда, мобилизованные для охраны порядка, быстро освободили ему дорогу, оттащив в сторону лежащих на пути. Никто даже не поднял глаз на тонированные стекла моторенвагена.
Ворота Победы были по-прежнему открыты. Стоящие на часах ганджуберсерки, переговорив с кем-то по мобильной связи, открыли шлагбаум.
Грыму стоило большого усилия проехать под его красной стрелой медленно. Но, как только стена цирка осталась за спиной, он совершил нервный зигзаг, будто заметая следы — сначала поехал вправо, потом влево.
К счастью, вокруг не было никого, кому это могло бы показаться подозрительным. Отъехав от ворот, он остановил машину и опустил стекло.
Камеры нигде не было — она или подняла камуфляж, или улетела.
Грым оглядел бескрайнее поле.
Далеко справа, на месте битвы с железными гигантами, толпа орков выравнивала землю — видны были тачки с дерном и фигурки с лопатами и граблями. За работой надзирало несколько конных берсерков — они были без оружия и с белыми повязками на рукаве.