Сабля атаманаРассказы(пер. с марийского)
Шрифт:
— Подпустим красного петуха, — ответил Павел Гордеевич.
Каврий засмеялся:
— Красному красного петуха! Здорово! Ха-ха-ха!
— А самого уберешь ты, собственной рукой, — продолжал Павел Гордеевич.
«Его самого… Илью… Отца… — мелькнуло в голове мальчика. — Отца убить, а наш дом поджечь?..»
Якуш осторожно раздвинул ветки и увидел обоих собеседников. Оба одеты по-военному: Каврий в шинели и мохнатой шапке, Павел Гордеевич в кожаной тужурке и военной фуражке с блестящим козырьком.
— Ваши люди
— Здесь, в овраге, хоронятся до времени, — ответил Павел Гордеевич.
Якушу стало жутко, он задрожал всем телом.
«Отца убьют, дом сожгут. Надо скорее бежать к отцу, он что-нибудь придумает».
Но тут, совсем рядом, стоят Каврий и Павел Гордеевич. Шевельнешься — заметят.
— Можно начинать, — сказал Павел Гордеевич. — Мы ждали только тебя.
— Я перед вами, господин прапорщик!
— Тсс! Не забывайся, Гавриил Константинович. Я теперь не господин прапорщик, а гражданин революционер, идейный анархист, друг трудящегося крестьянства. Тебе советую тоже аттестовать себя перед мужиками революционером. А чины и звания оставим для будущих времен. Понял?
— Так точно, понял.
— Тогда — за дело, — решительно сказал Павел Гордеевич и насмешливо добавил: — Послужим народу.
Они отошли от куста.
Якуш опустился на четвереньки и полез под елками.
Впереди кто-то шевельнулся; невидимый человек чиркнул спичку, прикурил. В тот же момент Якуш увидел еще один красный глазок цигарки.
«Только бы не заметили, — думал мальчик. — Только бы пробраться через овраг…».
Почти не дыша, он кружил между кустами и деревьями, не задев ни одной ветки, не зашуршав, не наступив на предательский сухой сучок.
Только выбравшись на другую сторону оврага, Якуш оглянулся назад. Кругом было тихо и темно. Тихо в темной деревне, тихо в темном овраге, как будто там нет ни одной живой души. Сплошные тучи затянули небо, и стало еще темнее.
Вдруг ослепительно вспыхнула молния, грянул гром, потом еще молния, и мальчику показалось, что с раскатом грома слился грохот выстрела.
Якуш вскрикнул и со всех ног понесся по улице. Только перед исполкомом он заметил, что у него в руках нет узелка с отцовским ужином — то ли забыл в ельнике, то ли выронил, когда бежал…
Волисполком помещался в двухэтажном здании бывшего волостного правления. В первом этаже теперь находилась библиотека, а исполком занимал верх. Обычно, когда уже во всей деревне потухнут огни, из исполкомовских окон льется свет. Но сегодня на всем этаже освещено только одно окно.
В исполкоме пусто, часть работников ушла на фронт, часть — с продотрядом на ликвидацию банды, и только за одним старым, ободранным канцелярским столом сидит отец Якуша — председатель волисполкома, — худощавый человек в солдатской гимнастерке.
Во всем исполкоме остались он да еще волисполкомовский сторож, дед Пекташ, а работы по горло.
Перед председателем целая кипа бумаг, а за каждой бумагой какое-нибудь дело. Вот приказ из центра о том, чтобы часть собранного по продразверстке хлеба выдать беднейшим семьям. Сегодня же ночью надо составить списки бедняков, не имеющих своего хлеба, а то деревенские богатеи уже ведут исподтишка по селу злые разговорчики, стращают бедняков голодной смертью.
Другая бумажка извещает о том, что мобилизованный в Красную Армию Мидяшкин Каврий дезертировал и его следует разыскать и предать революционному суду…
Илья Трофимович совсем измотался от бессонных ночей, но у него даже в мыслях нет уйти домой или прилечь и заснуть: сейчас не время для отдыха.
Чтобы не так одолевал сон, Илья Трофимович потихоньку напевает:
Смело мы в бой пойдем За власть Советов И как один умрем В борьбе за это!Бежит, отсчитывая быстрое время, неутомимая стрелка на часах. Когда она добралась до цифры одиннадцать, распахнулась дверь, и в комнату вбежал запыхавшийся Якуш.
Забыв затворить за собой дверь, задыхаясь, он бросился к отцу:
— Отец! Отец! Тебя хотят убить!
— Что? Что ты говоришь? — вскочил отец.
Якуш, задыхаясь и сбиваясь, рассказал о том, что он услышал и увидел в овраге.
Отец заставил его еще раз повторить рассказ и потом задумчиво проговорил:
— Значит, Каврий здесь. Очень хорошо! А кто же этот Павел Гордеевич? Откуда он явился? Собирается проклятое коршунье. Но все равно будет по-нашему! Все равно мы их одолеем!
Отец подошел к телефону и крутанул ручку:
— Что за черт? Не отвечает.
Отец крутил ручку, кричал в телефонную трубку — аппарат молчал.
— Верно, перерезали провода, — сказал отец и бросил трубку на рычаг.
Илья выглянул из открытой двери в коридор и позвал:
— Пекташ! Иди сюда!
На его зов прибежал исполкомовский сторож.
— Звал меня, что ли? — заспанным голосом спросил он. — Что-то спать хочется. К дождю, что ли?… Да, по всему похоже, будет гроза.
— Еще какая, — сказал отец. — Ты вот спишь, а в селе банда.
— Банда?.. — испуганно переспросил Пекташ.
— Вот что, брат. Я тебе дам записку, доставишь ее в соседнее село военкому. Пойдешь?
— Пойду, пойду, — согласился сторож; сон у него как рукой сняло. — Мне ведь от бандитов тоже не поздоровится. Меня богатеи живьем готовы сожрать за то, что я разыскал, где они хлеб прячут.
— Тогда не мешкай. Седлай коня и скачи.
Илья Трофимович черкнул на лоскутке бумаги несколько слов, вложил в конверт, прихлопнул печатью и отдал пакет Пекташу.