Саблями крещенные
Шрифт:
— Лихо командор нанес ответный удар, лихо.
— Сделать это было нетрудно, если учесть, что к моменту нападения на борту находилось всего лишь трое матросов и семеро солдат охраны. И, как нетрудно догадаться, все они к полуночи были настолько пьяны, что вряд ли осознавали, что с ними происходит.
— Значит, с часу на час командор появится здесь и предъявит права на ваш корабль?
— Не исключено. Хотя появится уже как пират, поскольку есть подозрение, что, захватив «Кондор», он поднял пиратский флаг.
— Не думаю. Сейчас ему невыгодно делать это. Ведь корабль он отбил у французов. Есть смысл явиться сюда как командору испанского флота, а уж затем…
— Генерал пообещал прислать утром еще с десяток солдат, в том числе нескольких бомбардиров. Но вас, князь Гяур, должно интересовать вовсе не это, а моя встреча с графиней де Ляфер.
Полковник настороженно уставился на капитана. Кулаки его сжались. Он весь напрягся, со страхом ожидая, что капитаном будет сказано нечто такое, что способно оскорбить его воспоминания о графине, его чувства к ней.
— И при каких же обстоятельствах вы встретились с графиней де Ляфер? — не сдержался Гяур, чувствуя, что молчание капитана слишком затягивается. — Она сама попросила об этом?
— О встрече с ней помог договориться один из офицеров гарнизона. Честно признаюсь, графиня поразила меня.
— Такая женщина способна поразить кого угодно, — согласился Гяур.
— Увы, речь идет не о красоте, — уныло отрезвил его д’Эстиньо. — Хотя, признаюсь, она удивительно красива. Дело в том, что у нее, как бы это помягче выразиться, странная манера общения с мужчинами. Когда с ней разговариваешь, чувствуешь себя человеком, которого вот-вот выставят за дверь или прикажут здесь же отстегать плетями.
По лицу Гяура пробежала тень самодовольного злорадства. Он прекрасно понимал, о чем идет речь. Сейчас он был единственным на корабле и в этом городке, кто на самом деле способен понять ощущение, с которым капитан д’Эстиньо распрощался с приезжей графиней.
— Но это, гнев Перуна, не помешало вам передать де Ляфер то, что я просил передать?
— Точнее будет сказать, что я пытался передать ей смысл вашего устного послания. Но только вряд ли она восприняла его всерьез.
— Что же в таком случае она намерена предпринять?
— Будет стремиться освободить вас. Любым возможным способом.
— Но ведь я просил объяснить ей…
— Не предупредив, что это явно не та женщина, которая нуждается в наших с вами объяснениях и советах. Прежде чем выслушать меня, она набросилась с обвинениями, потребовав немедленно освободить вас. Будто это в моей воле.
— Вы так и ответили ей?
— Я сказал, что существует генерал д’Арбель, которому я дал слово чести и которому подвластен. Так, знаете, что заявила мне графиня, дьявол меня рассмеши?
— Для этого моей фантазии не хватит. Никогда нельзя предугадать, что способна заявить эта женщина в следующую минуту.
— Вот тут я с вами совершенно согласен, полковник. Но в данном случае она заявила, что избавит меня от слова, данного генералу.
— Что значит «избавит»? — нахмурился Гяур.
— По правде говоря, — замялся капитан, — не знаю. Кстати, вместе с ней был ее слуга, некий татарин.
— Кара-Батыр?
— Кажется, графиня обращалась к нему именно так. Присутствие этого свирепого азиата подсказывает, что избавление меня от слова чести должно прийти через убийство генерала.
Гяур нервно повертел головой, словно пытался развеять наваждение.
— Только этого не хватало. Неужели она не понимает, что находится в стане врага, в городе, захваченном вражескими солдатами, где будут следить за каждым ее шагом? И что после гибели генерала — даже если это покушение удастся — она, как и князь Ян-Казимир, останется беззащитной.
— А как прикажете вести себя мне?! — вспылил капитан. — В моем присутствии вы оба так спокойно рассуждаете о покушении на командующего, словно я не подданный испанской короны, а бродяга без рода-племени. Вам не кажется, что я обязан немедленно доложить генералу д’Арбелю обо всех своих подозрениях?
— Но если бы вы сделали это, капитан, — слегка дотронулся пальцами до его рук полковник, — вы бы погубили эту прекрасную женщину.
— Собирающуюся совершить убийство испанского генерала, — напомнил д’Эстиньо. — Всего-навсего, дьявол меня рассмеши.
— И все же вы погубили бы ее, — как можно внушительнее проговорил князь Гяур. — Неужели смогли бы потом простить себе это?
— Уж не считаете ли вы, что все мужчины в этом мире должны питать к вашей даме сердца такие же чувства, какие питаете вы? — незлобно огрызнулся капитан. — Королев, насколько мне известно, тоже казнят, сколь бы прелестными и величественными они ни казались их коронолюбивым подданным.
Гяур подпер голову руками и почти с минуту молчал, думая о чем-то своем. Капитан не торопил его и не стремился нарушить молчание. Он смотрел в выходящее на корму небольшое окно, в котором вмещался квадрат синевато-белесого залива и часть какой-то портовой постройки, желтеющей у самой кромки воды, между двумя полуразрытыми холмами.
— Лучше бы она не появлялась здесь, — наконец проговорил князь.
Капитан едва заметно улыбнулся. Плод раздумий молодого полковника показался ему слишком незрелым.
— Сожалеть об этом поздно и бессмысленно, князь. Как поздно и бессмысленно сожалеть о появлении в нашей жизни любой из женщин — коль уж она имела несчастье появиться. Поверьте моему опыту. Сейчас, в эти минуты, Ян-Казимир и графиня, очевидно, уже беседуют с генералом д’Арбелем.
— В том-то и дело… что беседуют.
— Не думаю, чтобы генерал слишком уж упрямился. Тем более что, дьявол меня рассмеши, графиня не из тех женщин, с которыми позволительно упрямиться и набивать себе цену.