Сабриэль
Шрифт:
— Никакого воображения! — сурово сказал Моггет. — Не видишь дальше своего носа. Это недостаток твоего характера. Роковой недостаток!
— Моггет, — с негодованием сказала Сабриэль, рассердившись на кота за то, что он прервал начавшуюся было беседу. — Почему ты так груб с Тачстоуном?
Моггет зашипел, и у него на загривке поднялась шерсть.
— Я уточняю, а не грублю, — огрызнулся он, отвернувшись с выражением обиды. — И он этого заслуживает.
— Это невыносимо! — воскликнула Сабриэль. — Тачстоун, что такое знает Моггет, что мне неизвестно?
Тачстоун молчал, костяшки его пальцев,
— Ты мне обязательно расскажешь, — сказала Сабриэль. Что-то учительское мелькнуло в тоне ее голоса. — Наверняка ничего плохого? Верно?
Тачстоун облизал губы, поколебался, затем заговорил.
— С моей стороны это было глупостью, миледи, а вовсе не злобным умыслом. Двести лет тому назад, когда правила последняя Королева… Я думаю… Я знаю, что частично несу ответственность за то, что Королевство прекратило свое существование, что наступил конец династии.
— Что? — воскликнула Сабриэль. — Как это возможно?
— Да, — продолжал Тачстоун, его руки так тряслись, что лодка стала двигаться зигзагами. — Это было…
Он замолчал, выпрямился и начал говорить так, будто рапортовал офицеру.
— Не знаю, как много я могу вам рассказать, потому что в это вовлечена Великая Хартия. С чего начать? Полагаю, что с Королевы. У нее было четверо детей. В детстве я дружил с ее старшим сыном Рогиром. В наших играх он всегда был главным. Он придумывал, во что играть, и мы всегда ему подчинялись. Позже, когда мы повзрослели, у него появились странные идеи, не такие веселые, как в детстве. Наши пути разошлись. Я пошел в Гвардию. У него была своя дорога. Теперь я знаю, что его интересовали Свободная магия и волшебство. Тогда я этого не подозревал. Мне хотелось знать, чем он занимается, но он все хранил в тайне и часто уезжал.
Ближе к концу… я хочу сказать, за несколько месяцев до того, как все случилось… ну, Рогир отсутствовал несколько лет. Он вернулся как раз перед фестивалем Середины Зимы. Я был рад увидеться с ним, он снова стал похож на того, кем был в детстве. Он потерял интерес ко всяким странностям, которые так привлекали его. Мы снова стали проводить время вместе, устраивали соколиную охоту, скачки, пили, танцевали.
И вот однажды, во второй половине дня, это был прохладный день, я был на дежурстве по охране Королевы и ее дам. Они играли в кранак. Вошел Рогир и попросил Королеву пойти с ним к Великим Камням… Ох, не могу говорить!
— Да, — вступил Моггет. Он неожиданно стал нервничать и выглядел так, будто его избили. — Море со временем все отмоет. Наконец мы можем поговорить о Великой Хартии. Я забыл, что в этом было дело.
— Продолжай, — возбужденно сказала Сабриэль. — Давайте воспользуемся удобным случаем. Великие Камни были «камнями» и «раствором» стихов — это Третий и Пятый Камни Великой Хартии?
— Да, — ответил Тачстоун. — Люди или какие-то другие существа, которые создали Великую Хартию, заложили «три» в кровное родство и «два» в нечто материальное, а именно в Стену и Великие Камни… Великие Камни…
Рогир вошел и сказал, что около Камней происходит что-то нехорошее и Королева должна сама это увидеть. Он был ее сыном, но она не считала его особенно умным и не придала значения
Теперь уже Тачстоун не говорил, а хрипло шептал:
— Перед нами предстала страшная картина. Но это не было открытием Рогира, это было делом его рук.
Пред нами стояло шесть Великих Камней, два из них были разбиты и залиты кровью его сестер. Их принесли в жертву помощники Рогира. Так он служил Свободной магии. Я был свидетелем последних секунд жизни принцесс. Помню взгляд их затухающих глаз. Помню ужас, который охватил меня при виде разбитых Камней и крови. Но еще больший ужас я испытал, когда увидел, как Рогир поднял кинжал и вонзил его в горло своей матери. В руках у него появилась золотая чаша, чаша Королевы, которую он подставил под струю хлынувшей крови. А я медлил, медлил…
— Значит, то, что ты рассказывал мне раньше, было неправдой! — прошептала Сабриэль.
Тачстоун молчал, по его щекам катились слезы.
— Королева не спаслась, — пробормотал Тачстоун. — Но я не хотел врать. Просто мне было трудно вспомнить, все смешалось у меня в голове…
— Что же было дальше?
— С Рогиром были два его гвардейца, — всхлипывая, продолжал Тачстоун. — Они напали на меня, но Влэйр, одна из дам Королевы, кинулась на них, и я успел убить их. Я обезумел. Рогир с чашей в руках побежал к Камням. У третьего Камня, который тоже должен был быть разбит, Рогира ждали его черные слуги. Я понял, что не догоню Рогира, и бросил вслед ему свой меч. Меч попал в спину Рогира точно над сердцем. Рогир закричал и повернулся ко мне! Пронзенный мечом, он еще шел и протягивал чашу, как бы предлагая мне выпить из нее.
— Ты можешь разорвать мое тело в клочья, как тряпку, из которой сшита одежда, — сказал он, медленно передвигая ноги. — Но я не умру.
Он подошел ко мне на расстояние вытянутой руки. Я посмотрел на его лицо и увидел зло, Проникающее сквозь знакомые с детства черты. Затем вспыхнул огонь, раздался колокольный звон, и возникли голоса, страшные голоса. Рогир дернулся назад, чаша выпала из его рук, пролилась кровь. Я обернулся, увидел гвардейцев, столб белого пламени, человека с мечом и колокольчиками — и упал в беспамятстве. Когда я очнулся, передо мной было ваше лицо. Я не понимал, как оказался в Хоулхаллоу, в моем сознании проплывали какие-то неясные картины, обрывки воспоминаний.
— Ты должен был мне все рассказать, — сказала Сабриэль, стараясь, чтобы в ее голосе звучало сострадание. — Но, возможно, действительно надо было дождаться морского путешествия, чтобы море освободило тебя от заклинания. Скажи мне, тот человек с мечом и колокольчиками, был Аборсен?
— Не знаю, — тихо ответил Тачстоун, — возможно.
— Я в этом почти уверена, — сказала Сабриэль. Она посмотрела на Моггета, думая о том столбе белого пламени. — Ты тоже там был? Моггет? В другом своем обличье?