Сад Эпикура
Шрифт:
Фирион, юный сын Молона, укрывшегося от чумы в саду Эпикура вместе со всей своей многочисленной родней — старыми родителями, братьями, сестрами и детьми, — этот Фирион вдруг заплакал, сказав:
— Жалко Аристобула!
— Ты жалеешь о том, что он умер? — спросил юношу Колот.
— Нет, — ответил Фирион. — Я жалею о том, как трудно он жил.
— Человек, живущий неправедно, живет для себя, — сказал Гермарх. — Живущий же праведно, живет для других. Жаль проживших неправедно.
— Неправедная жизнь — для разумных предупреждение, а для неразумных — дурной пример. Праведная же жизнь — добрый пример и для разумных, и для неразумных. Всякий человек живет и для себя, и для других, но разумный и праведный — во благо, а неразумный и неправедный — во зло, — заключил Эпикур. — Вот образ разумной жизни, — сказал он, указав на костер, в который садовник Мис подбросил сухих ветвей. — И мертвое дерево, и сухой навоз, и солому, и бурьян, и всякие другие отбросы он превращает в тепло и свет. А во тьме даже малая кочка является для человека опасным препятствием.
— Ты поднимаешь тост за огонь? — спросил Колот. — Но и стоики боготворят огонь.
— Боготворить можно и кочку, — ответил Эпикур, — но кто станет пить за кочку?
Многие засмеялись.
— Боготворить могучее и прекрасное, — продолжал Эпикур, — может и глупец, потому что могучее и прекрасное — очевидно. Но более всего достоин почитания разумный человек, он лучшее украшение и оправдание жизни. Мудрый и добрый призывает любить только одно — свободу. Она одна стоит всего — и богатства, и жизни. Тот друг человека, кто говорит: «Живи свободно». Тот жесточайший враг его, кто говорит: «Покорись судьбе».
— Ты говоришь о Зеноне? — спросил Колот.
— Да, — ответил Эпикур.
— Он учит покорности в угоду македонцам и аристократам, — сказал Колот.
Эпикур промолчал.
— Он учит покорности в угоду сильным, — добавил Колот.
— Что же из этого следует? — спросил Эпикур.
— Угождают тогда, когда есть кому угождать, — ответил Колот.
— Что же из этого следует? — повторил свой вопрос Эпикур.
— Если боль причиняет заноза, надо удалить занозу.
— Как?
— Щипцами, иглой, ножом… — ответил Колот.
— Не надо ходить по колючим тропам, — сказал Эпикур. — И тогда не придется хвататься за нож.
— По безопасной тропе удобно ходить одиночкам! — закричал Колот. — Но всем людям на такой тропе будет слишком тесно. Ты не хочешь довести свою мысль о свободе до конца!
— Ты молод, и тебе хочется испытать силу своих кулаков, — спокойно сказал Эпикур. — А ты испытай силу своей мудрости, сделав мудрыми других. Затеять же драку может каждый гуляка.
— О чем же ты тогда говорил нам, понося глупость тех, кто выше свободы ценит богатство, покой, жизнь? — не унимался Колот. — Мы покорились македонцам и аристократам из боязни потерять именно это: богатство, покой, жизнь. А как поступили бы мудрые?
Эпикур промолчал. И тогда Колоту ответил Гермарх:
— Мы, кажется, совсем забыли об Аристобуле, Колот. И еще о том, что сад Эпикура — не место для собрания заговорщиков, а место для собрания философов.
Колот раздраженно махнул рукой и сказал:
— Тогда давайте выпьем за Зенона! Мы так же покорны, как и стоики.
— И все-таки — за свободу! — возразил ему Эпикур. — Сделаем свободным разум каждого, и свободными станут все.
Садовник Мис, выходивший за ветками для костра, подошел к Эпикуру и сказал:
— У ворот собирается какая-то толпа с факелами. Я спросил их, кто они и зачем пришли, но они упорно молчат. Мне думается, что замышляется что-то недоброе. Уж очень мрачны их лица. И еще они подозрительно о чем-то перешептываются… Что делать?
— Их много? — спросил Эпикур.
— Человек двадцать. Но подходят еще.
— Есть ли среди них, кого ты знаешь?
— Никого.
— Я пойду к ним, — сказал Эпикур, — а ты распорядись, чтобы гостям подали еще вина.
Эпикур вышел со двора и по темной дорожке сада, обсаженной каштанами, направился к воротам. У ворот, вооруженные кольями, уже стояли Никий, Ликон и еще несколько рабов, которых привели с собою в сад друзья Эпикура.
— Чего они хотят? — ;спросил Эпикур у Ликона, своего огородника.
— Не говорят, — ответил Ликон.
Эпикур подошел вплотную к воротам и приоткрыл смотровое окошко. Толпа стояла немного поодаль, освещаемая факелами, которые были у каждого. У некоторых было даже по два факела. Эпикур попытался разглядеть лица собравшихся, найти среди них знакомого, тогда, возможно, удалось бы догадаться об их целях. Но знакомых в толпе не оказалось. Да и разглядеть собравшихся было трудно в колеблющемся чаде факелов.
В толпе о чем-то посовещались, и все приблизились к воротам.
Привратник Афан по приказу Эпикура поднялся по лестнице над оградой и громко спросил:
— Зачем пришли?
— К Эпикуру! — ответили из толпы и потребовали: — Открывай!
— Зачем вам Эпикур?
— Хотим видеть безбожника! — крикнул кто-то визгливо. — Говорят, он и теперь веселится с друзьями, оскорбляя богов афинян!
Толпа подступила вплотную к воротам и стала бить ногами. Перелетевший через ограду факел упал в куст, и тот загорелся, облитый кипящей смолой.
— Я понял, — сказал Ликон. — Они хотят нас поджечь. Нужно взять лопаты, чтобы забрасывать огонь землей…
Только он сказал это, как еще два факела перелетели — через ограду. Один упал на крышу сторожки, другой запутался в ветвях густого вяза.
— По вине безбожника Эпикура боги наслали на нас чуму! — кричали между тем в толпе. — Он разгневил богов! Он веселится, когда все плачут! Теперь и он поплачет!
— Поднять всех! — приказал Ликону Эпикур. — Беги к дому! Всех поднять! Пусть каждый возьмет кол, или кирку, или лопату!
Толпа дружно навалилась на ворота, и те скрипели, готовые рухнуть.