Сад Эпикура
Шрифт:
Эпикур не разрешил Федрии отправлять кого-либо в город на поиски продуктов.
— Будем питаться тем, что есть в саду, — сказал он. — С голоду не пропадем, а ради жизни близких и друзей можно и поголодать.
За пять дней до наступления Великих Панафиней утренний город огласился криками глашатаев, которые объявили, что чума прекратилась. Всем торговцам, цирюльникам, банщикам, башмачникам, пекарям, мясникам, менялам, сыроварам, кожевенникам и прочим ремесленникам приказом Антигона вменялось в обязанность немедленно открыть свои лавки, бани, пекарни, сыроварни, харчевни, мастерские, а всем жителям Афин — покинуть свои убежища, отпереть двери и дома и жить отныне так, как жили они до чумы. И еще объявлялось, что Великие
55
Фила — территориальный округ.
Эпикур, узнав о приказе Антигона, сказал:
— Это безумие, потому что это приказ о возвращении чумы. Собрав толпы народа, Антигон вызовет новую вспышку болезни, которая распространится с быстротою молнии. Я напишу Антигону письмо с просьбой отменить празднование Панафиней.
— Это все равно как если бы ты написал письмо горе, которая извергает огонь, — скептически отозвался о намерении Эпикура Колот, но все же первым вызвался доставить письмо Антигону в дом Антипатра, бывшего наместника Александра Македонского.
Письмо Эпикура Колот отнес в дом Антигона вечером, а уже на следующий день утром от Антигона пришло приглашение — его принес посыльный — посетить царя в последний предвечерний час и принять участие в споре философов, который должен быть посвящен вопросу, надо или не надо праздновать Панафинеи. В приглашении сообщалось, что этот спор состоится между ним, Эпикуром, Зеноном Китийским, главой платоновской академии Кратетом и Стратоном, возглавившим Ликей после Феофраста — друга и ученика Аристотеля.
Голос Зенона Китийского живо звучал в ушах Эпикура, стоило лишь немного напрячь память, — их последняя встреча состоялась не далее как месяц назад в Пестрой Стое. Эпикур видел Кратета давно, в тот самый год, когда был приглашен на празднование дня рождения Платона в рощу Академа И голос, и лицо Кратета уже стерлись в его памяти. Из книг же, написанных Кратетом, он читал лишь ту, в которой были записаны его посольские речи. Особенно памятной Эпикуру была та речь Кратета, которую он произнес перед Деметрием Полиоркетом, склоняя его не разрушать восставших против него Афин. Третьим участником спора должен был стать Стратон из Лампсака, возглавивший Ликей в третьем году 123-й Олимпиады [56] после смерти Феофраста. О Стратоне Эпикур знал только то, что тот крайне тощ из-за терзающей его постоянно болезни желудка, но никогда его не слышал и не видел, хотя книги его читал: «О царской власти», «О богах», «Об образах жизни» и «О счастье». В книге «Об образах жизни» Стратон бранил Эпикура и его друзей за то, что они якобы ведут разгульный образ жизни и выше всяких наслаждений ставят наслаждение обжорства. Стратон, осуждая Эпикура и его друзей, явно пользовался только слухами о них.
56
Стратон возглавил Ликей в 286 году до н. э.
— Что ты думаешь обо всем этом? — прочитав приглашение, спросил Эпикур у Колота.
— Плюнь и не ходи, — ответил Колот. — Антигон устраивает для себя представление, приглашая всех вас. Вы станете кидаться друг на друга, как псы, а он будет смеяться… Приказ же свой о проведении Панафиней он не отменит. К тому же все, кроме тебя, кажется, поддержали его: и толстоногий Зенон, и плешивый Кратет, и тощий Стратон. Ты же, мой учитель, останешься в дураках. Плюнь и не ходи.
— А что скажет Метродор? — спросил Эпикур.
Метродор, остававшийся это время безучастным, казалось, не услышал вопроса Эпикура. Он сидел у самого ручья и, опустив в воду обе руки, любовался солнечными бликами, вспыхивавшими на его ладонях.
— Что скажешь ты? — вывел его из задумчивости Колот. — Речь идет о том, надо ли Эпикуру идти к Антигону.
— Надо, — ответил Метродор.
— Почему? Я советую не ходить.
— Объясни, — потребовал Эпикур.
— Я так же, как и ты, уверен, что Антигон не отменит Панафинеи. Но они состоятся и без его приказа, никогда еще за всю историю Афин не было такого случая, чтобы Великие Панафинеи не состоялись. Нужен был приказ об отмене празднования, и тогда он имел бы какой-нибудь смысл. Разрешить Панафинеи — это все равно что разрешить восход солнца. Легче всего издать такой приказ. Но кто пробовал запретить восход солнца?
— Ты хочешь сказать, что афиняне не подчинились бы запрету? — спросил Эпикур.
— Да. Они предпочли бы новую чуму покорности Антигону.
— Значит, мое письмо и мой совет отменить Панафинеи были напрасными?
— Нет. Афиняне не подчинились бы приказу, но они могут выслушать добрый совет. Совет философа. Пусть Антигон разрешит тебе обратиться к афинянам через глашатаев. Обязательно через глашатаев, потому что собирать народное собрание сейчас так же опасно, как и всякие другие собрания, — чума не ушла, чума лишь затаилась. Но если он и этого не разрешит, тебе, Эпикур, все равно надо идти, надо, по меньшей мере, выиграть спор и остаться другом истины.
— Что скажешь ты, Гермарх?
— Прав Метродор, а не Колот, — ответил Гермарх.
— А ты, Идоменей?
— Прав Метродор.
— Да, он прав, — согласился Эпикур и посмотрел на Метродора с улыбкой. Он всегда любил Метродора, а теперь еще больше, потому что Метродор сказал то, что мог сказать сам Эпикур. Эта радость от нового совпадения мыслей еще раз утвердила Эпикура в решении, что преемником его учения, его Сада должен стать именно он — миловидный, прямодушный, добрый и мудрый Метродор.
— Я пойду к Антигону, — объявил Эпикур свое решение. — Теперь мне следует остаться одному, чтобы обдумать еще раз то, что я скажу ему.
Гермарх, Идоменей и Метродор поднялись и ушли. Задержавшийся Колот подошел к Эпикуру и сказал:
— Слова Метродора меня не переубедили. Я по-прежнему думаю, что тебе не следует идти к Антигону и попусту тратить время. Вот мое мнение: у нас много друзей, и каждый из них может уже сегодня стать твоим глашатаем, Эпикур. Мы все пойдем по улицам и объявим твой приказ: не участвовать в празднествах, чтобы спасти Афины от новой чумы. Антигон хочет погубить афинян, а Эпикур — избавить их от новой беды. И мы посмотрим, кто победит!
Эпикур посмотрел пристально на Колота, поднялся с камня, на котором все это время сидел, и сказал, вздохнув:
— Ты хочешь, чтобы я потерял тебя и всех моих друзей. Македонцы арестуют вас, едва вы откроете рты. Ты хочешь призвать афинян к непослушанию, к бунту, а я учил тебя пробуждать в них разум. Это не одно и то же. Бунт может привести лишь к временной победе, но вечной может быть только та победа, которую одержит разум. Вспомни Демосфена.
— Прекрасная и, кажется, глубокая мысль, — сказал Колот. — Но мы лишаем себя возможности сразиться с македонцами сразу. Перед нами открывается путь героев, Эпикур!