Сад костей
Шрифт:
— Роза, — обратился он к ней, — пора поговорить о будущем.
— О будущем?
— О том, что будет дальше с тобой и Мегги. Честно признаюсь: у меня лишь смутные надежды на дальнейшее учение в колледже. Я не знаю, смогу ли платить за эту комнату, не говоря уж о пропитании для всех нас.
— Ты хочешь, чтобы я ушла.
Она заявила об этом так, словно констатировала факт, словно другого выхода быть не может. Как она упростила задачу — теперь ему ничего не стоит взять и отослать ее прочь. Как великодушно она освободила его от чувства вины.
— Я хочу оградить тебя
— Завтра я поеду домой, в Белмонт. Отец ждет меня на каникулы. Скажу заранее: весело там не будет. Отец не создан для торжеств, и, возможно, мне придется работать на ферме.
— Не стоит ничего объяснять. — Она отвернулась. — Я уйду завтра утром.
— Да, ты уйдешь. Со мной. Она снова обернулась к нему, восхищенно округлив таза:
— Мы поедем в Белмонт?
— Это самое надежное место для вас обеих. Там будут и свежее молоко для Мегги, и отдельная кровать для тебя.
И там никто вас не найдет. Я смогу взять ее с собой?
— Конечно же, мы возьмем ее. У меня даже в мыслях не было оставить Мегги одну.
Поддавшись безудержной радости, Роза устремилась в его объятия. Маленькая и хрупкая, она чуть было не сбила его с ног. Норрис рассмеялся и, подхватив девушку, принялся кружить по крохотной комнате, юноша чувствовал, как у него в груди отдается счастливый трепет ее сердца.
Вдруг Роза отстранилась, и Норрис заметил тень сомнения на ее лице.
— А что твой отец скажет обо мне? — спросила она. А о Мегги?
Он не смог солгать ей, особенно сейчас, когда она так внимательно смотрела ему в глаза.
— Не знаю, — ответил Норрис.
28
Когда фермер остановил телегу, чтобы высадить их на обочине Белмонтской дороги, шел уже четвертый час.
Пусть им придется прошагать еще километра три, зато ясное небо по-прежнему голубело, а снег, покрытый ледяной коркой, сверкает, словно стекло в лучах полуденного солнца.
Пока они устало брели по дороге, Норрис рассказывал Розе, державшей на руках Мегги, какой участок земли принадлежит каждому из соседей. Он познакомит ее со всеми, и все они полюбят Розу. Хозяин вон того захудалого домишки — старик Эзра Хатчинсон, его жена умерла от тифа два года назад, а коровы, пасущиеся на соседнем поле, принадлежат вдове Хеппи Комфорт, которая заглядывается на ныне свободного Эзру. В опрятном домике на другой стороне дороги живут доктор Хэллоуэлл с супругой, эта бездетная пара была очень добра к нему на протяжении многих лет и всегда принимала его радушно, словно родного сына. Доктор Хэллоуэлл позволял
Норрису пользоваться его библиотекой, а год назад написал пылкое рекомендательное письмо в медицинский колледж.
Роза с напряженным интересом впитывала все сведения, даже незначительные подробности, касающиеся увечного теленка Хеппи или экстравагантной коллекции доктора Хэллоуэлла — собрания немецких церковных гимнов. По мере приближения к ферме Маршаллов вопросов становилось все больше, Роза задавала их так настойчиво и рьяно, будто еще до прибытия на место хотела узнать все
— Смотреть там особенно не на что, — признался Норрис.
— Есть на что, Норрис. Ты ведь вырос здесь.
— И всегда мечтал вырваться отсюда.
— Я бы не отказалась тут пожить.
Мегги проснулась и, зашевелившись у нее на руках, что-то радостно прогугукала. Улыбнувшись племяннице,
Роза продолжила:
— Я была бы счастлива на ферме.
Норрис рассмеялся.
— Это мне в тебе и нравится, Роза. Думаю, ты можешь быть счастлива где угодно.
— Но дело не в том, где ты живешь.
— Прежде чем сказать: «Дело в людях, которые тебя окружают», — тебе нужно познакомиться с моим отцом.
— Я боюсь этого. Ты так говоришь о нем!
— Он суровый человек. Лучше, чтобы ты знала это заранее.
— Это из-за того, что он потерял твою матушку?
— Она оставила его. Оставила нас обоих. Он так и не смог ее простить.
— А ты? — спросила раскрасневшаяся от мороза девушка, взглянув на Норриса.
Скоро стемнеет, — отозвался он. Они продолжили свой путь, солнце опускалось все ниже, а голые деревья отбрасывали на снег тонкие замысловатые тени. Подойдя к старой каменной стене, покрытой блестящим льдом, они услышали мычание коров в хлеву. По дороге к ферме Норрису казалось, что дом стал еще меньше и скромнее, чем раньше. Неужели всего два месяца назад, когда Норрис уезжал отсюда, обшивочные доски уже были такими ветхими? Неужели крыльцо уже тогда казалось таким просевшим, а ограда — покосившейся? Чем ближе они подходили к дому, тем больше тяготело над ним бремя долга, тем сильнее он страшился предстоящей встречи.
Норрис уже сожалел о том, что втянул в это Розу и младенца. Он предупредил ее о том, что отец может показаться неприятным, однако Роза, похоже, ничего не опасается, а только весело шагает рядом, напевая что-то Мегги.
Неужели хоть кто-нибудь, пусть даже его отец, может невзлюбить эту девушку? Наверняка он привяжется и к Розе, и ребенку, решил юноша. Она расположит отца к себе так же, как когда-то расположила к себе его самого, и за ужином они станут смеяться все вместе. Да, этот визит может оказаться очень даже хорошим, и Роза будет его талисманом. «Моя юная ирландка, приносящая удачу», — подумал он. При взгляде на девушку настроение у
Норриса улучшилось — казалось, ей ужасно нравится быть здесь, рядом с ним, брести вдоль сгорбленной ограды по направлению к дому, который представлялся все более мрачным и обветшалым.
Они шагнули за покосившиеся ворота и оказались во дворе, где валялась сломанная телега и была целая гора еще не расколотых на дрова бревен. Сестрички Уэлливер наверняка дрогнули бы, увидев этот двор. Норрис представил, как они стараются пробраться по разрытой и затоптанной свиньями земле, не запачкав своих изящных туфелек. Роза же безо всяких колебаний приподняла подол юбки и пошла по двору вслед за Норрисом.