Сады Луны (др. перевод)
Шрифт:
Барук молча указал ему на кресло. Крюпп сел и широко улыбнулся.
– Если с утра солнце так печет, что же будет к полудню? – посетовал толстяк, умильно косясь на графин с вином, стоявший на полке очага.
Барук оставил его намеки без внимания. Алхимик еще раз выглянул в окно, потом оперся о подоконник, пытаясь угадать, что скрывается за младенчески невинной улыбкой Крюппа.
– Что слышно? – осторожно спросил Барук, не любивший долгих прелюдий.
– Вас интересует, что слышал Крюпп? Проще спросить, чего Крюпп не слышал?
– А нельзя ли все-таки обойтись без словесных излишеств? – хмуря брови, осведомился Барук.
Крюпп
– Несносная жара!
Заметив посуровевший взгляд алхимика, Крюпп продолжал:
– Теперь о новостях. – Он наклонился вперед, понизив голос до шепота. – Многое слышал Крюпп в укромных уголках таверн, у дверей полуразвалившихся лачуг на грязных улицах. Не меньше поведали ему отвратительные ночные тени, которые…
– Ты прекратишь ходить кругами?
– Разумеется, почтенный Барук. Итак, ветер донес до Крюппа слух. Ни много ни мало, слух о войне между ассасинами. Гильдия теряет своих людей. Так сказал Крюппу ветер.
Барук отвернулся к окну.
– А городское ворье тоже участвует в этой войне?
– Крыши становятся все опаснее. Некто может отправиться за добычей и упасть вниз с перерезанным горлом. Думаю, многие предпочтут поберечь собственную глотку.
– Где Раллик?
– Куда-то исчез, – моргая, ответил Крюпп. – Крюпп уже несколько дней его не видел.
– Эта война… она не является обычной междоусобицей ассасинов?
– Нет.
– А о тех, кто вмешался, что-нибудь известно?
– Тоже нет.
Барук присмотрелся к ремесленникам. Похоже, те больше препирались друг с другом, нежели работали. Стычки между ассасинами бывали и раньше, но Воркане всегда удавалось гасить их, не давая перерасти в войну. Конечно, гильдия представляет собой значительную силу, однако империя сильнее… разумеется, если это дело рук малазанских «когтей». Но во всем этом было что-то странное, нечто противоречащее обычному ходу событий. Завоевывая другие вольные города, империя нередко прибегала к услугам местных гильдий, превращая их в отряды «Когтя». Однако вспыхнувшая сейчас война, откуда на нее ни взгляни, представлялась какой-то бессмыслицей. Неясность ее причин тревожила алхимика сильнее, чем она сама.
Услышав за спиной сопение, Барук вспомнил про Крюппа. Он повернулся к толстяку и с улыбкой сказал:
– Благодарю тебя за новости, Крюпп. Если это все, что ты собирался мне сообщить, не буду тебя задерживать.
Глаза Крюппа неожиданно блеснули. Толстяк на удивление проворно вскочил с кресла.
– Мой дорогой Барук, у Крюппа есть для вас еще кое-что.
Алхимик кивнул.
– Повествование сие весьма малодоступно уму и вдобавок отличается запутанностью, – начал Крюпп, двигаясь к окну. – Самое большее, что удалось Крюппу, – это сделать некоторые догадки, опираясь на свои разносторонние дарования. Все, о чем сейчас повествует Крюпп, родилось в его голове в часы отдохновения от азартных игр и прочих занятий. Думаю, вы согласитесь с тем, что видите перед собой адепта. Находясь под влиянием опоннов, адепт способен слышать, видеть, обонять и осязать малейшие изменения в окружающем мире. И тогда обыкновенный ветер становится удивительным рассказчиком. Ветер приносит сладостные флюиды, исходящие от женской половины опоннов – госпожи Удачи. Но одновременно ветер несет и горечь предостережения мужской их части – господина Смеха.
Крюпп пристально взглянул на алхимика.
– Я достаточно ясно выражаюсь, господин Барук?
– Пока что я понял одно: твое известие каким-то образом связано с опоннами, – стараясь быть терпеливым, ответил алхимик.
Крюпп наклонил голову, разглядывая перекопанную проезжую часть улицы.
– Возможно. Возможно, однако, что они предприняли ложный выпад, дабы сбить с толку глупого Крюппа.
«Глупого? – подумал Барук. – Можешь не прибедняться, дружище: еще никто не назвал тебя дураком».
– Откуда мне знать? – вздохнул Крюпп.
Он разжал пальцы. На ладони лежал плоский кусочек воска.
– Видите этот слепок, господин Барук? Никто не знает, где и когда появился оригинал, оставивший на нем свои очертания. Многие жаждут заполучить оригинал, испытать его холодное прикосновение, ставящее на карту очень многое, в том числе и жизнь. Вам не составит труда определить по слепку, чем является оригинал. В единственном числе такой кругляш летит к ногам нищего. В большом количестве эти кругляши служат удовлетворению прихотей людей богатых и имеющих власть. Нередко подобный кругляш уходит от прежнего владельца со следами его крови, отягченный множеством дурных дел. Но достаточно легкого дождичка, и кровь смывается. Кругляш вновь соблазнительно блестит и привлекает собой очередного охотника за удачей, который ничего не подозревает об истинной стоимости кругляша. Отсюда, заключает Крюпп, большинству людей этот предмет покажется никчемным и недостойным внимания. Однако есть и те, кто упорствует в иной точке зрения.
У Барука сдавило грудь. Внутри все пылало. Дыхание превратилось в муку. Слова Крюппа привели его туда, где все недвусмысленно намекало на обширнейший свод знаний, собранных чьей-то уверенной, твердой и умелой рукой. Казалось, рука не только собрала их, но и скрупулезно запечатлела на пергаменте. В мозгу алхимика появилось видение: громадная библиотека; черные полки, уходящие вдаль, и на каждой – плотные ряды книг в кожаных переплетах и пожелтевших свитков. Письменный стол, щербатая поверхность которого вся в чернильных пятнах. Барук сумел лишь мельком оглядеть эту сокровищницу. Она находилась в уме Крюппа. Святилище, двери которого заперты для всех, кроме самого Крюппа.
Барук заставил себя вернуться в окружающий мир.
– Ты говоришь о… монете, – медленно произнес он, не сводя глаз с воскового кусочка.
Крюпп положил слепок на широкий подоконник.
– Обратите внимание на схожесть профилей, господин Барук. Я оттиснул на воске обе стороны монеты.
Отступив на шаг, Крюпп вновь извлек платок и приложил к взмокшему лбу.
– До чего же сегодня жарко!
– Налей себе вина. Может, оно тебя освежит, – пробормотал Барук.
Едва Крюпп направился к полке с графином, алхимик сразу же открыл свой Путь. Взмахнув рукой, Барук поднял кусочек воска в воздух и заставил парить на уровне глаз. Рассмотрев женский профиль, алхимик кивнул. Кусочек перевернулся обратной стороной, показав ему профиль молодого мужчины. Барук моргнул. Опять женщина. Неожиданно восковой кругляш начал вращаться, словно сам был монетой. Барук во все глаза следил за его вращением. Внутри головы раздался тихий, но вполне отчетливый звон. Звон стал нарастать, и вместе с ним нарастала тяжесть. Магический Путь алхимика старался противостоять ей и вдруг, не выдержав, захлопнулся.
Откуда-то издалека слышался голос Крюппа:
– Теперь вы убедились, господин Барук, что даже восковой слепок несет в себе дыхание опоннов. Каким бы сильным ни был маг, его Путь не сможет противостоять силе богов.
А кругляш, подернутый серебристой дымкой, продолжал вращаться перед глазами верховного алхимика Барука. На лицо ему упали капельки расплавленного воска. Алхимик отшатнулся. Охваченный голубоватым пламенем, восковой кругляш быстро таял. Еще через мгновение он совсем исчез, а вместе с ним исчез и звон.