Сага о Бриттланде
Шрифт:
– Так, показалось что-то.
Я все еще слышал шепотки за спиной, но Тулле вроде бы ничего не замечал. Так что я высек искры, поджег щепоть сухой травы, и в этом пляшущем свете мы отыскали оброненный меч Тулле, а потом пошли на свет костра, к ульверам.
Оказалось, что рубаха и штаны Тулле спереди вымокли напрочь, да и моя рубаха тоже была влажной. А штаны — нет.
Ульверы выглядели неважно. Многих мутило, кого-то все еще рвало, лишь Альрик выглядел здоровым.
– Халле пропал, - сказал он.
– Ждем до рассвета.
Помолчал. Кивнул на моего друга:
– Приступ?
– Да.
Я не стал упоминать ни про тени, ни про шепот, ни, тем более, про бриттку.
Кай-болотолюб? Кай-мохотрах? Кай — победитель мшин? Останусь лучше Безумцем без подробностей.
Лишь только край неба посветлел, Альрик отправил ульверов к кораблю, и мы, оставшись втроем, начали поиски Халле. Это было сложно: у нас не было ни собак, ни следа. Упругий мох легко прогибался под ступней, но так же легко выпрямлялся обратно. Так что мы искали не след, а кровь, клочки ткани или ошметки тела.
Мы шли порознь, но не отходили друг от друга больше, чем на сотню шагов, внимательно осматривали деревца, кочки, пни и сухие прошлогодние будыльи.
Я все время дергался, и дело было не в мелком противном гнусе, безудержно жужжащем вокруг, не во влажном тяжелом воздухе, неспешно нагреваемом солнцем. Мне чудилось, что на меня кто-то смотрит. Неотрывно, в упор, не мигая и не отводя глаз. Я ощущал зуд между лопатками все время, даже вытащил топорик и почесал им спину, но легче не стало. Шепот, еле слышный шепот смешивался с дыханием Хьйолкега и раздражал слух. Уже надоевшая вонь болота под солнечными лучами усилилась и давила на обоняние.
А потом снова что-то пронеслось справа. Наверное, птица. Точно птица. Их тут видимо-невидимо. Порой они вспархивали из-под ног, и можно было увидеть бурые пятнистые яйца, уложенные прямо в траве. Парочку я выпил, но болотный привкус отбил охоту их есть.
Внезапно Тулле махнул рукой, задергал плечами, а потом вытащил меч, хотя рядом с ним никого не было. Неужто снова приступ?
Я громко свистнул, призывая Альрика.
– Тут есть что-то опасное. Что-то крупное. Такое, что не всякий хельт справится, - сказал я, глядя хёвдингу в глаза.
Это могло показаться трусостью, но я уже не тот малец, что уплыл в море из Сторбаша. Я знал, лучше сказать правду, чем замалчивать из страха показаться трусом. И разве страх выглядеть трусом — не та же самая трусость?
– С чего взял?
– грубовато откликнулся Альрик.
– Я чувствую его взгляд. И Тулле тоже, потому ночью у него и был приступ.
Тулле кивнул.
– А еще что?
– Я вижу странные вещи. Будто что-то быстро пробегает мимо меня, трогает за спину, преследует.
– Тулле?
Друг снова кивнул.
Альрик задумался:
– Я ничего такого не слышу и не вижу.
И тут его лицо переменилось.
– Уходите! Уходите на Волчару. Я один закончу поиски.
– Мы не боимся, - воспротивился я. Одно дело — предупредить об опасности, другое — бежать от нее.
– Это дурной воздух! Злые чары, что вызывает болотный ярл. Он отравляет слабым желудок, крепким — ум и зрение, на хускарла, видимо, его чары не действуют. Если вы пробудете здесь еще, то вам может привидеться, будто рядом не друг, а враг, и вы кинетесь с мечом на любого. Я не хочу биться с вами. Так что пошли вон! Быстро!
Мы с Тулле переглянулись и рысью помчались к краю болота, к Волчаре и ульверам. Чары — это не то, с чем может справиться даже самый храбрый воин. Если бы колдун был перед нами, если бы болотный ярл сам вышел из трясины, мы бы без сомнений сразились с ним, но биться с колдовством, не видя его? Если Альрик сказал, что на него колдовство не действует, значит, не действует.
Ульверы не успели уйти далеко. Они маялись животами, и их сил едва хватало на то, чтобы вдвоем-втроем волочить одну тварь, так что когда мы их догнали и забрали по твари, их шаги стали легче и быстрее.
Добравшись до Волчары, мы упихали мшин в бочки, плеснули им воды из реки, немного, чтобы только на дне плескалось. Эгиль и Стейн выспрашивали, как прошла охота, поздравляли Видарссона с руной и требовали проставиться, как вернемся в Сторборг. Но шутить и радоваться у нас не было ни сил, ни желания. Трехрунных все еще мутило, даже запах свежей запеченной рыбы вызывал у них рвоту. А еще мы понимали, что Альрик вряд ли отыщет Халле Рыбака.
На болоте негде спрятаться, только если лечь под толстый мшистый покров. Сколько бы нам ни заплатили за этих тварей, жизнь Халле стоит дороже.
Я был уверен, что не случайно пропал именно Рыбак. Его тело всегда привлекало всех рыб, тварей и прочих обитателей вод, не важно, река то, озеро, море или лужа. Может, он неудачно наступил, и его нога провалилась в одну из лужиц во время ловли тварей. Или попросту помочился, и его запах через мочу проник под воду и донесся до носа болотного ярла. Потому болотный ярл и напустил на нас свои чары. Раньше же такого не было, иначе бы Види предупредил меня.
Напустил чары, заманил Халле в трясину и зацепил краем нас. Кто послабже — захворал, кто покрепче - лишь растревожился, Альрик вон вообще не заметил ничего.
Значит, не увидим мы больше Рыбака, не будем смеяться над приманиваемыми им рыбами и тварями.
Я начал считать, сколько ульверов так или иначе покинули хирд с того момента, как я встал под парус Альрика. Трое погибло в сражении за ярла Сигарра: Йодур-мечник, Эйрик Секира и Оддр. Ивар остался в селении Сигарра, решил поменять меч на соху. Лейф Ящерица бросил нас в Хандельсби. Хвит, Ларс и Трюггве полегли на туманном острове. И Халле — в болотах Бриттланда. Девять. Девять ульверов. Нас осталось тринадцать, из них трое пришли после меня. И это всего за два года.