Сага о диком норде
Шрифт:
— Северные? — не поздоровавшись, спросил длинноусый хускарл.
Альрик кивнул.
— Возьмешь к себе десяток городских? Приглядишь, чтоб не порезались о свои же мечи.
— Возьму.
Длинноусый быстро отделил несколько человек.
— Мы покрепче будем — вглубь пойдем. Коли что, зовите.
Сейчас ульверов тут было всего-то одиннадцать человек да Гисмунд, поэтому Альрик сделал просто: приставил к каждому хирдману одного городского, только Тулле остался без обузы. Мне всучили хускарла с густой рыжей бородой. У него были такие широкие плечи и
— Гуннар Ольфссон, кузнец, — пробасил он.
— Кай Эрлингссон, ульвер, — пискнул я.
Запищал я не из-за его грозного вида. Когда Ольфссон открыл рот, я заметил пару зубов, сделанных из золота!
Вот это да! Как же здорово придумано: носить золото не только в виде цепей и колец, но еще и во рту. Тоже так хочу! Хотя сейчас у меня и серебра-то чуть.
— Значит, это ты, что ли, опытный хирдман?
По сравнению с кузнецом я выглядел мальчишкой, едва достигшим возраста для первой жертвы. И еще волосы никак не росли на подбородке. Я завистливо поглядел на густую блестящую бороду Гуннара.
И почему Альрик подсунул мне этого бугая? Среди довеска были и молодые парни, едва вышедшие из рунного дома.
— Я. Иди за мной. Будем с того краю, — буркнул я недовольно.
— Вот что, малый, — продолжал басить Гуннар за моей спиной. Басил, но шел. — Указывать мне ты еще не дорос, у меня сын чуть младше тебя. Так что не лезь под руку, и столкуемся. А рука у меня тяжелая, к молоту привычная.
Он еще не договорил, как я развернулся, выдернул топорик из-за пояса и замахнулся, остановив лезвие у его шеи.
— Тяжелая рука, говоришь? К молоту привычна, говоришь? — прорычал я. — Зато у меня быстрая! И привычна обрубать носы!
Гуннар скосил глаза на топор, попятился и примиряюще заворчал:
— Да ты чего, парень? Я ж не со зла говорил. Замах у меня широкий, вот я и того…
— Того… Если б ты был воин, то не трещал попусту, а врезал бы мне, и спору конец. — Я убрал топор обратно. — Ты большой и сильный, это верно. Но ты привык медленно стучать по железке, а она сдачи не даст. Драугры же бывают по-твариному быстры и прыгучи. Так что ты будешь идти за мной и делать, что я говорю!
Я зло сплюнул и снова пошел. Кузнец — за мной.
— А ты что, видел, что ли, этих драугров? Я только слухи слышал, мол, это скелеты ходячие, зубами стучат, костями звенят, кровь пьют.
— Кровь… Зачем костям кровь? Я с ними сражался. И там не только кости, но и мясо. Некоторые в железе и с оружием. У тех, кто выше пятой руны, даже дары сохранились, и драугры ими пользуются. Так что считай, что бьешься с живыми, только болтать с ними без толку.
— Вона чего! Может, надо было меч прихватить? Да я к молоту привык…
Быстро же с Гуннара сошла спесь! Придумал тоже: «под руку не лезь!». Может, не так уж и не прав был Альрик, когда дал мне кузнеца. Медленный и сильный, он может сдерживать драугров, а я буду их по затылку топором рубить.
— Молот — хорошая штука. Только тяжелая больно. Но против некоторых мертвецов лучше оружия и не подберешь.
Мы с Гуннаром углубились в обсуждение разных видов оружия. Он говорил как кузнец, я — как воин. Разве что дергался он многовато: от треска ветки под ногами, от крика переполошенной сороки, от ругани споткнувшегося Вепря. Сам того не замечая, Гуннар держал молот в полусогнутой руке, не давал мышцам передохнуть. Нет, он, конечно, восьмирунный и привык махать кувалдой день-деньской, но зачем перегружать себя? Еще успеет устать.
— Драугр, — донеслось слева, от соседнего хирда.
— Помочь? — откликнулся я.
— Не, тут один, слабенький.
Гуннар напрягся еще сильнее, втянул голову в плечи так, что казалось, борода растет у него прямо на груди.
Я посмотрел на напарников у остальных ульверов. Мы еще даже не вошли в лес, так, скорее, в рощицу с порознь стоящими деревьями да тонкопрутным кустарником, едва начинающим зеленеть, и пространство вокруг просматривалось на десятки шагов. Но городские вели себя так, словно мы уже в глухой чаще и окружены мертвецами. Они горбились, спотыкались о невидимые кочки, хватались за оружие или не убирали его вовсе, оглядывались. Некоторые молчали, сжав губы и нахмурив брови, другие, напротив, не умолкали, заваливая ульверов вопросами.
Мда, и это норды…
Вскоре и я заметил мертвеца. На нем даже кольчуги не было, лишь полуистлевшая рубаха, вместо меча драугр подобрал ветку, позабыв обломать на ней сучки. И шел он не очень уверенно, словно не знал, куда ему надо.
— Гуннар, — тихо позвал я. Кузнец только что не подпрыгнул на месте. — Вот драугр. Он твой.
Напарник впился глазами в драугра, и хотя враг был без оружия и без доспехов, я заметил, как по лбу Гуннара покатились крупные горошины пота.
— А чего я? У тебя седьмая руна, тебе нужнее.
— Хочу посмотреть, как ты бьешься. Вперед! — и я подтолкнул кузнеца рукой.
Конечно, Гуннар убил драугра. Первым же ударом. Но как он это сделал?
— Нет-нет-нет, так не годится.
— Чего? — глаза кузнеца были слегка шальными.
Я не понимал, чего он так трясется. Он же убивал тварей? Иначе как бы стал восьмирунным. Скорее всего, убивал и людей, если вспомнить про восстание бриттов. Да, прошло почти четыре года, но…
— Ты будто гвозди вколачиваешь. Дай сюда! — и протянул руку за оружием Гуннара.
Кузнец немного расслабился и с легкой улыбкой отдал мне молот. Улыбка исчезла, когда я спокойно удержал железяку. Думал, что не справлюсь с тяжестью? Молот старика Вемунда был потяжелее.
— Смотри. Ты поднял молот над головой. Вот так. Потом задумался, будто примеряешься, куда лучше ударить. Видать, привык на своей кузне, чтоб заготовку не попортить. И лишь потом ударил. Тут не кузня. Чем больше испортишь, тем лучше. Бей сразу, наотмашь. У тебя же молот! Попадешь ли в шлем, в щит или в грудину — драугру мало не покажется.