Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Поместья и его окрестностей в темноте видно не было, но судя по большому количеству слуг и солдат, которые участвовали в погоне, барон, владеющий беглыми донзарами, был не маленькой фигурой в Бардуаге. Возможно, Дэйра даже видела его, когда приезжала в гости к герцогу Морту Бардуажскому, близкому другу их семьи. К тому же, у барона были свои солдаты – привилегия, доступная лишь герцогам, которые иногда передавали ее владельцам крупных поместий или родственникам. Насколько она помнила, у Бардуажских была большая семья с полным составом бабушек, дедушек, дядьев и теток с их отпрысками.
– Приговорены к повешению за преступления, а именно, – голос управляющего врезался ржавой иглой в мозг, и Дэйра очнулась, обратившись во слух. Возможность узнать хотя бы
– Будучи арендованными господину виконту Фрамосу Петэрскому две недели назад, обвиняемые донзары отказались от выплаты ежегодной дани в размере пяти коров, тридцати куриц, десяти петухов, ста лорнов, восьми бочек меда, двадцати мешков муки ржаной…
Управляющий продолжал перечислять знакомый Дэйре набор дани, которую она сама не так давно собирала с донзаров Эйдерледжа вместе с Гароном Шонди. Вот только в ее герцогстве было запрещено передавать донзарские деревни в аренду. Практика, которая изживала себя и сохранилась, вероятно, только в столь дремучих местах, как Бардуаг. А еще Эйдерледж называли диким… Теперь было понятно, отчего взбунтовались донзары. Этот петух Фрамос потребовал уплаты дани зимой, через две недели после того, как деревня уже заплатила ежегодную дань своему прямому хозяину – барону. По закону виконт Петэрский имел право требовать выплату не раньше, чем через год. И барон, и виконт нарушили вабарский кодекс, но о каком законе могла быть речь здесь, в глухой бардуажской тайге? Это все Лорны виноваты, подсказал ей внутренний голос, и Дэйра с ним впервые безоговорочно согласилась.
– Обвиняемые донзары отказались от выплаты женской дани, а когда в деревню явились солдаты для выполнения приказа, женщины были спрятаны в лесу, в результате празднование юбилея виконта Петэрского было сорвано, а его чести был нанесен урон, так как женская дань была заявлена гостям заранее.
В лесу тоненько запели голоса, но так как слуги и вабары внимали исключительно управляющему, слышала их только Дэйра. Им подвывал ветер и отстукивал на костяных барабанах мороз, который крепчал с каждым ударом. Под носом у Дэйры образовались снежные, заиндевелые усы от участившегося дыхания.
– Обвиняемые донзары сорвали спектакль, который готовил виконт Петэрский для представления у двора герцога Бардуага. В назначенный срок они не передали десятерых детей для роли ангелов и скрыли их в лесу. А когда дети были найдены, донзары устроили нападение на солдат, выполнявших свои прямые обязанности, за что были приговорены к наказанию плетьми, но бежали.
Несмотря на то, что вокруг места казни горело много факелов, сам барон и его свита, закутанные в шубы и одеяла, сидели поодаль, в полумраке. Дэйра старательно всматривалась в темноту, пытаясь различить, кто именно из восьми вабаров, толпившихся вокруг кресла краснолицего барона, был виконтом Фрамосом Петэрским. Пока она различила только одного. Всадника, который волочил ее по бардуажскому тракту, Дэйра запомнит на всю жизнь. У него был сломанный нос и резкие, орлиные черты лица. Он стоял прямо за баронским креслом и называл краснолицего папой.
Управляющий, зачитывающий прегрешения донзаров, стал заикаться и несколько раз отбил зубами дробь от охватившего его озноба. Завозилась свита барона, стали притопывать и хлопать руками слуги, толпившиеся вокруг места казни. Недовольно всхрапнули лошади, вдали залаяли собаки. Мороз крепчал, голоса в лесу пели громче.
Холода не чувствовали лишь приговоренные донзары – они уже разговаривали с дьяволом, заждавшимся их в бездне, да Дэйра. Она вообще ничего не ощущала, разве что жар от цветка за пазухой.
Где-то приглушенно запел петух. Приближалось утро. Странно, что барон не отложил казнь до утра, а предпочел морозить свой зад лишь бы наказать беглецов. К чему была спешка?
Ответом стал приглушенный шепот двух служанок, которые уже подпрыгивали от холода недалеко от виселицы. Они держали в руках большие корзины – пустые. Дэйра глядела на эти корзины с того момента, как на шею ей одели петлю, но только сейчас поняла их предназначение. Туда сложат внутренности повешенных – кишки и органы. Ей не приходилось быть свидетельницей подобных ритуалов, но Стэрн частенько выпрашивал у нее потроха дичи. Донзары верили, что, если их закопать в углу коровьего стойла, то зимой никакая хворь скотину не тронет. Однако лучше всего, говорил он, помогают от зимних болячек потроха человеческие, которые вынуты у висельников. Но так как подобное достать было трудно, то обычно закапывали звериные.
Дэйра могла представить, как эти служанки должны были ненавидеть управляющего, слишком медленно зачитывающего обвинение. Вот уж кто с нетерпением ждал ее смерти. Вообразив, какую посмертную надпись она бы оставила на своей могиле, Дэйра едва не поперхнулась – от смеха, горечи и рвущихся слез. «Маркиза Дэйра Ингара Фредерика Айно Зорт, двадцати шести лет от роду, была казнена за участие в донзарском восстании и вздернута на виселице. Ее живот был вспорот, а внутренности закопаны в коровнике, чтобы коровы зимой не болели».
Между тем, девушки болтали много интересного. Что Фрамос Петэрский смертельно обиделся на своего любовника – барона за то, что тот арендовал ему столь дурных донзаров. Что обидевшийся виконт уехал в замок к герцогу и до весны в этих краях не покажется. Что сам барон ужасно спешит выехать вслед за своим возлюбленным в замок Морта Бардуажского, чтобы уладить конфликт с другом и подготовиться к балу, который будет дан по случаю возвращения герцогского сына Феликса из путешествия по Сикелии. А еще в замке герцога ждали графа Георга Эстрела, невесту Феликса – Ирэн Карлбири и маркизу Дэйру Зорт, которая была выбрана, чтобы представлять Эйдерледж на церемонии «Утреннего Цветка» в столице. Учитывая скорые новогодние праздники, бал в замке герцога Бардуажского обещал быть самым знаменательным событием края за весь год. Жаль, что ни Марта, ни Фреда – так звали служанок, туда поехать не смогут.
Смеяться захотелось невыносимо.
Температура быстро падала, но ветер утих, и это настораживало сильнее, чем если бы вокруг них выла стихия. В наступившей тишине голос управляющего звучал надтреснуто и скрипуче, но Дэйра его не слышала. С ней говорил холод. Тревожно нашептывал, будоражил, дергал за связанные руки, тормошил порванную одежду. С нее градом лил пот. А вот барон, похоже, начинал замерзать.
– Давай вешай, – приказал хозяин поместья, который, похоже, получал удовольствие от лицезрения людей перед смертью. Но вся его свита, уже не скрываясь, стучала зубами, подпрыгивала и хлопала себя по плечам. Не помогали ни бочки с огнем, ни дополнительные одеяла, которые вынесли слуги.
Палач, стоявший все это время истуканом, к огорчению Дэйры, не окоченел. Вздрогнув, он встрепенулся и с охотой взялся за веревку. Ему предстояло потрудиться, хотя Дэйра сомневалась, что вес исхудавших донзаров станет для него тяжестью.
А вот с ней ему предстоит повозиться. Ей казалось, что она вросла в землю, проросла в ней корнями, и сдвинуть ее с места теперь можно, разве что отрубив ноги.
Рыба Амрэля все-таки ожила, прошептала София в ее голове. Дэйра и без нее это знала. Она давно пыталась пробудить в себе хоть толику магической силы, которую надеялся найти в ней брат короля. Воображала, как посылает огненные шары в толпу вабаров, как с неба падают молнии, как раскрывается бездна под ногами, и враги падают прямо к дьяволу в пасть. Чего только не попробуешь ради того, чтобы выжить. Все ее магические фантазии ограничивались знаниями, полученными из донзарских сказок про волшебников. Те именно так и поступали в трудных ситуациях – бросали молнии во врагов, опрокидывали на их головы горы и ледяные глыбы, кидались огненными шарами. А еще можно было превратить вабаров в кроликов или прошлогоднюю листву, наслать на них проклятие и заразить смертельной болезнью. Или попытаться что-то сделать с собой. Например, стать великаншей, отрастить себе крылья, щупальца, зубастую голову или хвост с ядовитым жалом. Да что угодно, лишь бы не чувствовать, как петля затягивается на твоей шее.