Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
А если врет? Жаль, что у нее не было времени поговорить с самим бароном Лаверье. Уж он-то знал всех своих людей в лицо. Допустим, Нильс – не тот, за кого себя выдавал. Тогда прав Белиорский, который ему не доверял, потому что единственное объяснение, приходящее на ум, было то, что оружейник Томаса – шпион. Но чей? Агоды, разумеется. Если бы Нильс шпионил на чагаров, то постарался бы попасть в слуги к самому герцогу, имеющему доступ к военным тайнам Сангассии. Но Нильс подстроил все так, чтобы стать оруженосцем Томаса. Агода интересовалась абсолютно всем, что происходит у западного соседа, в том числе, и делами знатных вабарских кланов. Учитывая, что сейчас Дэйра ехала в столицу, чтобы принять участие в церемонии «Утреннего Цветка», интерес Нильса к их семье
– Может, все проще? – прошептала в голове бабушка София, вечно сующая нос не в свое дело. – Допустим, тебе просто понравился этот парень, но так как ты – не Томас, и гулять с донзарами тебе вабарская честь не позволяет, ты решила придумать для Нильса легенду. Шпион из Агоды звучит куда лучше, чем донзар из Лаверье. Да вот только твои фантазии шиты гнилыми нитками. Вспомни, ведь ты сама его остановила, когда он хотел сбежать в телеге с рыбой. Сестру спасать рвался.
Точно, вспомнила Дэйра. У него ведь в этих краях сестра пропала. Бабуля была права. Нильс ей нравился, хотя временами ужасно злил. Возможно, он, действительно, самый необычный донзар, который ей встретился, оттого и вызвал столько подозрений. Внешность могла достаться от одного из родителей, который донзаром не был. Например, от вабара, который погулял с донзаркой, и был таков. Как Томас. И возможно, его правда обучил странствующий монах, который был просто хорошим учителем.
Поймав себя на мысли, что слишком долго разглядывала Нильса, Дэйра смутилась и отвернулась от окна, неожиданно столкнувшись взглядом с Лорой. Но нет – гувернантка смотрела не на нее. Взгляд девушки был устремлен в темноту дороги, в ту сторону, где ехал Нильс. Рассматривать его, как Дэйра, она не могла, но мечтательное выражение Лоры говорило о многом. Чаще всего Дэйра видела его на лице влюбленных.
Лучше бы нам скорее встретились разбойники, подумала маркиза, и тут же разозлилась на себя за глупые мысли. Зря она заподозрила Нильса в обмане и подложном возрасте. У него было молодое сердце – вон, как горячо билось оно в темноте. Закрыв глаза, Дэйра прислушалась к его ровному стуку. Наверное, Лора тоже его слышала. Если не сейчас, то там, в конюшне Копры, когда она лежала, положив голову на грудь любовника. Это только у нее, Дэйры, все было сложно. Видеть человека в темноте, слушать его сердце, но никогда не коснуться, потому что он был донзар, а она – вабарка, он ехал спасать в Бардуаг сестру, а она смешить принца Эрика и его невест, он был молод душой и сердцем, а ее душа состарилась раньше времени – там, в поместье заледеневшего барона. И еще у Нильса, вероятно, было много девушек, а у нее – только Амрэль в Пещере Радости, который заставил ее оживлять доисторическую рыбу вместо того, чтобы попробовать оживить ее саму.
Не в силах смотреть на улыбающуюся Лору, Дэйра перевела взгляд в окно и уставилась на предмет, болтающийся на ветке дерева, мимо которого они проезжали. Кукла с петлей на шее промелькнула быстро, исчезнув в темноте, никем кроме Дэйры не замеченная, но девушка хорошо ее разглядела. Черные волосы, намалеванные на лбу шрамы… Кому же из хозяев здешних мест она успела насолить так сильно, что ее продолжали запугивать? Или дьявол из бездны напоминал, что ему должны?
Дэйру бросило в озноб, потом в жар, и она поняла, что ночная прогулка в лесу, а потом обливание ледяной водой не прошли бесследно. Она заболевала.
– Я та, кого ищет светлый князь, бабушка?
– Нет, – сказал София, казалось, навеки поселившаяся в ее голове.
– Но я могу быть полезной Сангассии, я могу остановить чагаров.
– Нет, не можешь, – усмехнулась мертвая герцогиня.
Образ застывшей во льду деревни предстал перед глазами так четко, словно Дэйра снова там очутилась. Вот и ответ.
– Что вы сказали, маркиза? – выдернул ее из дремы голос Лоры. – Вы что-то пробормотали.
– Еще раз посмеешь разбудить меня и пойдешь за каретой пешком, – не сдержала скопившейся злости Дэйра. – Босиком пойдешь. По морозу. И пальцы ног у тебя потом отвалятся.
Видя, как расширились от ужаса глаза Лоры, Дэйра осмыслила сказанное и порадовалась, что все остальные дамы в карете спали. Свидетелей собственной слабости иметь не хочется.
– Простите, госпожа, – пролепетала служанка. – Я больше никогда…
– Оставь, – прервала ее Дэйра, зарываясь поглубже в одеяло. Ей вдруг стало так холодно, что казалось, еще немного и пальцы отвалятся у нее – и на руках, и на ногах.
– Ты меня прости, – буркнула она, пряча лицо в мягкой ткани, и стараясь не хлюпать носом. Негоже, когда слуги видят, как текут слезы из глаз вабаров.
***
– Медвежий Угол! – громко прошептал кто-то, и Дэйра открыла глаза, жмурясь от яркого света. Бабушка, как всегда, любезно сообщила, где они находились.
Карету щедро заливали солнечные лучи, спутницы прилипли к окнам, Марго куталась в шарф, Ирэн на привычном месте напротив не было. Не сразу до Дэйры дошло, что тряска прекратилась – они стояли. Первая мысль была о разбойниках, но звуков драки она не слышала. Неужели все проспала?
Оттащив Марго от окна, Дэйра заняла ее место, одновременно нащупывая кинжал на поясе, который после ночных приключений в Копре, решила носить с собой. Солнце слепило глаза, небо приветливо голубело, корявые дубы вдоль дороги исчезли, сменившись вспаханным полем, простирающимся до горизонта. Ни души. Дэйра молча перевалилась на другую сторону кареты и, отодвинув Лору, уставилась на двенадцать трупов, уложенных в рядок у обочины. За дорогой виднелись такие же вспаханные поля и рощица чахлых низкорослых деревьев у реки, которая, извиваясь, пряталась от Дэйры за стенкой кареты.
Мертвых людей она не знала, но сердце неприятно стукнуло и замерло, словно ожидая подвоха. Плохо одетые, заросшие неопрятными космами, бородатые, исхудалые, вооруженные, чем попало, больше всего они напоминали разбойников. Наконец, в ушах перестало звенеть, и Дэйра услышала голоса – к счастью, не свои, вымышленные, а капитана Белиорского, графа и капеллана. А потом различила и другие звуки – грохот реки, которая, вероятно, пересекала их дорогу, так как звук несущейся воды раздавался совсем рядом, и голоса других людей, незнакомых. И последних было много.
– Выходить не велено, – схватила ее за руку Марго, когда Дэйра потянулась к дверце.
Смерив гувернантку взглядом, о котором тут же пожалела, Дэйра выбралась на холодный воздух, чувствуя, как оживают затекшие конечности. Поправила шляпу, опустила вуаль, скрывшую синяк под глазом, застегнула шубку и закутала платком горло, чтобы не казаться белой вороной на фоне тех, кому, действительно, было холодно. Солнце солнцем, а мороз, похоже, стоял сильный. Дэйра его не чувствовала, но, взглянув на Томаса, который натянул шапку по глаза и засунул руки в варежки, расставшись с любимым карандашом, поняла, что раз замерз брат, который не носил шапки из-за того, что они мяли прическу, значит, надо утепляться.
Теперь ей была видна вся река, уходящая под мост, по которому проходила дорога. Река была неглубокой, но шумливой и бурной. Мороз еще не сковал ее полностью, однако сохранившаяся по берегам ледяная корка подсказывала, что ночные битвы река проигрывала. Утром солнце помогало вскрывать лед, но с каждой ночью корка становилась толще и не далек тот день, когда река сдастся на милость зимы и будет закована в ледяной саркофаг на долгие месяцы.
Сейчас воды текли в ней свободно и говорливо. Любой порадовался бы привету от теплых дней, остающихся в прошлом, если бы не три печальные фигуры, балансирующие над рекой на шатком бревне, перекинутым через русло. Издалека было похоже, будто люди танцевали, выбрав для представления столь же причудливое, сколь и неподходящее место. Но веревки на их шеях переносили зрителя совсем в другой театр.