Сага о Рорке
Шрифт:
– Ах, Теофил, – поморщился катепан Роман, – твоя чувствительность и человеколюбие похвальны, но это власть. Власть карает, и это было всегда. Мы делаем то, что приказывает нам император, и это наш долг.
– Матросы бьют и насилуют этих детей. Вчера они вчетвером насиловали дочь патриция, которого я знал. Император не приказывал им так обращаться с детьми.
– Я прикажу капитану, чтобы он следил за порядком, – пообещал Роман, которому стал надоедать этот разговор. – Не волнуйся, все скоро закончится. Детей купят норманны, и в норманнских землях с ними будут обращаться лучше.
– Ну вот,
– Теофил, друг мой. – Роман взял молодого человека за плечи. Глянул ему в глаза. – Ты талантливый юноша и добрый христианин. Прошу тебя, не говори никому того, что сказал сейчас мне. За такие речи тебя сгноят в темнице, и мне будет жаль. Я же прощаю тебе твои безумные речи и не донесу на тебя. Но только на первый раз. Если же ты вздумаешь и в другой раз заступаться за государственных преступников, даже я не смогу тебя спасти. Поэтому прими порядок вещей таким, какой он есть. И удовлетворись мыслью, что созданная тобой женщина-факел избавит нашу родину от очень опасного врага. И может быть, это случится уже этой ночью…
IV
Время перевалило за полночь, но Рорк все никак не мог заснуть. Отчаявшись побороть бессонницу, он взял свой меч и вышел из шатра.
Ночь была белая, тихая и теплая: в такую вот короткую летнюю ночь в последние дни перед летним солнцеворотом родная земля особенно таинственна и задумчива. С того момента, как корабли вошли в устье Дубенца, и Рорк увидел после почти двух лет отсутствия родные берега, он не раз благодарил богов за счастье возвращения домой. Жаль только не с одной любовью и воспоминаниями вернулся он сюда, но с ратью и мечом. Боги не дают ему выбора. Придется напитать землю братской кровью или же полить ее своей.
Варяги спят. У края лагеря, где горят костры, бодрствует стража, то и дело мелькают силуэты у огня. В земле антов расслабляться нельзя, не то подвергнешься внезапному нападению. Однако ночь спокойна. С берега доносится дружное кваканье лягушек, а вот соловьиные ночи уже прошли, жаль. Рорк два года не слышал пения соловьев.
Он вспомнил о матери, и сердце его защемило. Скоро он увидит ее могилу. Может быть, сохранился и дом, в котором они прожили в лесу столько лет. Мать бы гордилась им, будь она сейчас жива. Гордилась бы его победами, песнями о нем, его красавицей женой, сыном, который родится уже скоро, через три месяца. Рорк хотел, чтобы его сын родился здесь, на этой земле. Но это будет не скоро. А вот решающая встреча с Боживоем уже не за горами…
– О чем думаешь? – Сумрачный Хельгер возник как из-под земли, заставив Рорка вздрогнуть. – Вспоминаешь что?
– О многом вспомнил. И о дяде подумал. Неужто совершил он то, о чем Куява говорил?
– Ты Куяве веришь? И Ратше?
– Верю. Он со мной на холме был. Он бы не обманул.
– Славный ты воин, Рорк, а душа у тебя детская. Не хочешь ты думать, что есть подлость и предательство, зависть и тайное зло.
– Знаю, Хельгер, но сердце оттого горше болит. Как мог он на Вуеслава руку поднять? Блаженный-то чем ему мешал? Как мог…
– Договаривай, Рорк,
– Побьем, – Рорк скрипнул зубами. – За Яничку я с него спрошу. И за Ярока-мальчика. И за больного Вуеслава. Одно меня печалит – много прольется крови. Родной крови.
– Пустые мысли. Нам есть за что воевать. Ты пришел по призыву родичей и соплеменников, чтобы отнять свой трон у узурпатора и убийцы. То, что он твой дядя, ничего не значит…
– Что это? – Рорк уже не слушал Хельгера.
– Где?
– Да вот… О боги!
Будто огромный белый светлячок вылетел из ночи и, пролетев между шатрами, ударился в борт одного из драккаров. Полыхнуло ярко, будто молния ударила, борт драккара окутался огнем и невидимым в ночи черным дымом. Просмоленное дерево вспыхнуло мгновенно. Мгновение спустя еще один гигантский светляк угодил в уже полыхающий драккар, и языки пламени взлетели в ночь вместе с облаком искр и пылающими обломками.
Рог Хельгера уже протрубил тревогу, и варяжская рать собиралась у кораблей, обращенная в сторону, откуда прилетели странные огненные шары. И лишь когда еще два шара подожгли второй драккар, а у края лагеря заполыхал один из шатров, воины увидели то, что даже представить себе не могли.
Нагая женщина шла к лагерю, простирая к варягам руки. Огненно-рыжие волосы плащом окутывали ее дивную фигуру, в алых глазах плясал пожар. У границы лагеря женщина остановилась. Воздух вокруг нее колебался раскаленным маревом, будто над горящими углями. По рукам женщины, от плеч к кистям, побежали язычки огня, собираясь на концах пальцев в светящийся шар. Шар, рассыпая искры, сорвался с рук, понесся над землей и ударил прямо в сомкнутый строй воинов. Яркая вспышка озарила берег, раздались вопли обожженных.
Женщина сделала еще несколько шагов вперед. Новый посланный ею ком огня начисто срезал мачту одного из кораблей. Несколько пущенных варягами стрел попали в нее, но, пронзив тело женщины, задымились, вспыхнули и рассыпались пеплом.
– Это Фюргайст! – завопили варяги. – Все в воду! Все к кораблям!
Рорк не сводил глаз с огненной женщины. Ее сверхъестественная красота не могла оставить равнодушным никого. Даже суровый Хельгер залюбовался рыжеволосой дьяволицей. Огненные шары еще дважды врезались в строй викингов, оплавляя кольчуги, выжигая глаза и обугливая кожу. Раненые и обожженные катались по земле, вопя и оставляя на траве клочья сползающей с них кожи. Два драккара уже полыхали, и отсветы пожара плясали на черной воде реки.
– Всем рассредоточиться! – скомандовал Хельгер.
– Но она спалит нам корабли! – воскликнул Дир.
– Плевать! Это лучше, чем если войско превратится в жаркое.
Маневр викингов, казалось, сбил Фюргайст с толку. Она стояла в позе отдыхающей купальщицы, оперевшись на одну ногу и грациозно поворачивала голову, наблюдая за мечущимися по берегу группами воинов. Глаза ее полыхали алым, рыжие волосы в свете пожара окружали точеную фигурку дьяволицы золотистым сиянием. В нее пускали стрелы, но с тем же результатом – попав в цель, они тут же сгорали, не причиняя Фюргайст никакого вреда.