Сага о живых и мертвых
Шрифт:
Лот-Та осторожно вытирала косынкой щеки подруги. Рата подумала, что эти дураки не такие уж злобные. Просто не понимают ничего. Вот Лелгу очень страшно некромантки касаться, а взял за рукав, потянул осторожно:
— Пойдем на «Квадро», Рататоск. Нам плыть пора.
— Нет! — в голосе Раты звучала такая ярость, что оба парня вздрогнули. Лишь Лот-Та смотрела печально, но спокойно. — Пусть милорд соблаговолит нам инструмент дать. Топор и лопату в следующий раз берите, когда с мертвецами забавляться соберетесь. От копий толку мало, а нам яму ковырять придется.
Могилу расчищали, естественно, моряки. Жо не пожалел своего меча-катлеса, [16] Лелг копал топориком. Смешанная с мелкими камнями, рыжая земля поддавалась плохо, несмотря на то, что скелет порядком ее взрыхлил, выбираясь на свет. Лот-Та отгребала грунт руками. На костяк, неподвижно сидевший среди колючек репейника, моряки старались не смотреть. Рата сказала, что это женщина, и парни отворачивались, как будто в обнаженности коричневых костей еще оставалось что-то неприличное.
16
Катлес — изначально прямой британский палаш с гардой и рукоятью из литого железа.
Рата сидела в двух шагах от неупокоенной. Тоска мертвячки, тонкая, едва слышимая, одинокой высокой нотой, терзала сердце. Как Рата ни пыталась успокоить и утешить, мертвая женщина оставалась глуха. Слишком старые кости. Двести лет назад? Триста? В иссушенном сменой тысячи дождей и жгучих летних зноев черепе почти не осталось памяти. Рата знала, что женщину похоронили достойно. Муж, дети и слуги стояли тогда на прибрежном холме. Была весна, и склон буйно зеленел. В бухте покачивались драккары, и сотни гребцов поминали женщину песнями и крепким джином. Она ушла мягко, болезнь давно стала для нее непосильным бременем. Душа должна была отойти легко — в Мире Предков ее ждали. Но в миг последнего просветления женщина попросила не поднимать ее на погребальный костер. Выбрала землю. Потому что…
Потому что хотела ждать. Он не пришел к ней в последний день. Не мог прийти, потому что остался очень далеко. Она ждала, знала, что он не придет, и все равно пожелала лежать и ждать.
Печальная сага-быль. Рата чувствовала, как по щекам снова бегут слезы. Глупый костяк. У нее был любящий муж и дети, а она ждала человека, которого не видела много лет. Глупая красивая женщина.
Подошла Лот-Та, присев на корточки, обняла за шею:
— Не получается?
— Нет. Она ждет. А он все равно никогда не придет. Он тоже давно мертв. Ты чувствуешь?
Лот-Та пристально смотрела на коричневый, сохранивший всего несколько зубов, череп.
— Совсем мертвая. Я только тебя чую. Возможность есть, что ты ей потом поможешь?
— Как? Она упрямая. Не хочет уходить без него.
— Если его найти? Мыслимо? Подумать можно?
— Подумаем. Мне ее жальче, чем… — Рата решила, что сравнивать с собой древнюю мертвячку все равно не стоит, и умолкла.
Моряки
Неупокоенная пошла в могилу охотно. Привыкнешь к месту за триста лет. Пока укладывалась, поскрипывали кости. Рата опустилась на колени, накрыла коричневое костяное лицо косынкой и принялась ладонями спихивать в ямку землю. Лот-Та протянула перчатки, но подруга упорно пихала сырую тяжелую землю голыми пальцами. Иногда случайно поднятый мертвый становится тебе близким, как родственник. Ох, боги, боги, за что вы красивым женщинам такую недобрую судьбу предназначаете?
Жо закапывал могилу рядом. Рата отпихивать его не стала. Он не виноват, он же действительно ничего не понимает.
Когда подошли к «Квадро», Ныр завопил:
— Это что было? Они же прямо утопились. Это как?
Видимо, Лелг сделал ему какой-то знак, потому что фуа мигом умолк.
Рата поднялась на борт, прошла на нос и села на рундук. Фу, в ногах и руках совсем силы нет. Как будто весь день камни таскала. Смотреть ни на что не хочется. Рата пялилась на воду, старалась ни о чем ни думать.
Ее не беспокоили. «Квадро» поднял паруса и двинулся в море. На буруны под острыми носами смотреть было приятно. Рата чувствовала, что напряжение из стиснутых челюстей уходит. Захлопали крылья — на леер уселся Витамин, озабоченно растопырился, сохраняя равновесие. Из клюва баклана торчал рыбий хвост.
— Думаешь, я с голоду такая? — изумилась Рата. — Вот еще!
— Пусть мне отдаст, — сказала оказавшаяся за спиной Лот-Та. — Я тебе особо поджарю. К усталости.
Рата сидела, глазела на волны, по которым легко скользил катамаран, и почесывала шею баклану. Витамин удовлетворенно поскрипывал. Озабоченно завертел головой. Рата и сама почувствовала аромат свежей жареной рыбы.
— Ну, давай, — проворчала Рата. — К усталости, так к усталости.
Перед носом очутилась ставридка. Пахла головокружительно, да и кусочек аккуратно отрезанной лепешки выглядел аппетитно. Рата поставила тарелку на колени, отломила рыбе голову. Витамин с готовностью распахнул клюв.
— А ты хвостик хочешь? — спросила Рата, не оглядываясь.
— Это тебе. Спецпитание, — сказал Жо.
Рата обернулась, прищурилась:
— Ну?
— Лотта сказала, что я могу подойти. В глаз не получу.
— Все-то она знает. В глаз не получишь. Я там погорячилась. Милорд, бесспорно, побоев не заслуживал.
— Перестань. Милорд заслуживал, да только мы не дети. Синяками отделаться не получится. Извини.
— Да за что извиняться? Некоторых вещей нормальные люди не понимают. И благодари богов, что не понимаешь. Пусть уж я одна больная буду.
— Ты не одна. Лотта тоже понимает. Мне кажется, и я немного понял. Можно мне чуть больше этому научиться?
— И не думай! Ничегошеньки привлекательного в некромантии нет. Тоска одна. Как нарыв на сердце. И неупокоенным больно, и мне несладко.