Сахаровский сборник

Бабенышев Александр Петрович

Где найти слова, чтобы выразить тревогу за одного из самых светлых людей нашей эпохи, чтобы выразить боль, гнев и возмущение действиями властей, поставивших Андрея Дмитриевича в положение человека "вне закона"?

В авторском предисловии к повести о временах Иоанна Грозного "Князь Серебряный" Алексей Константинович Толстой писал: "В отношении к ужасам того времени автор оставался постоянно ниже истории. Из уважения к искусству и к нравственному чувству читателя он набросил на них тень и показал их, по возможности, в отдалении. Тем не менее он сознается, что при чтении источников книга не раз выпадала у него из рук и он бросал перо

в негодовании, не столько от мысли, что мог существовать Иоанн IV, сколько от той, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования".

Как может наше общество смотреть без негодования на беззаконную расправу с академиком Андреем Дмитриевичем Сахаровым? Можно еще понять тех, кто по недостатку информации, по вине цензуры, по закрытости нашего общества ничего не знает о Сахарове и верит распространяющейся о нем клевете. Но каждый, кто знает Сахарова и его судьбу и не поднимает голоса в его защиту, должен чувствовать себя невольным соучастником зла, несправедливости и насилия, творимых властями по отношению к одному из самых лучших, самых светлых наших современников.

А. Марченко

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО АКАДЕМИКУ КАПИЦЕ П.Л.

Когда за Анатолием Марченко "пришли", на его столе лежало письмо, начинавшееся словами: "Дорогой Андрей Дмитриевич…". Нам не удастся его опубликовать — оно подшито в толстые папки "дела" и служит материалом для обвинительного заключения. Как известно, "рукописи не горят", и когда-нибудь, пусть не очень скоро, письмо найдет адресата. А пока мы хотим познакомить читателей с другим письмом А. Марченко, написанным немного более года назад и получившим широкое распространение в самиздате. Хотя это письмо адресовано определенному человеку, оно обращено ко всем ученым, ко всем людям. В нем говорится об ответственности каждого из нас.

Уважаемый Петр Леонидович!

Обратиться к Вам с этим письмом заставили меня последние акции советских властей против академика Андрея Дмитриевича Сахарова.

Это преступление свершается открыто перед всем миром, и мир негодует. Только в нашем отечестве, которое должно было бы больше всех и раньше всех испытать чувство позора за содеянное, не слышно возмущения и протеста. Я не сомневаюсь в том, что ни один человек, кто хоть как-то знаком с Андреем Дмитриевичем, не верит всему тому, что о нем распускают средства массовой информации. Так почему же все молчат! Неужели все объясняется обыкновенной человеческой трусостью? Неужели мы действительно достойны своего правительства?

Конечно, я понимаю, что Вы — не указ этому правительству. Но я убежден также и в том, что активный протест такого известного и авторитетного ученого, как Вы, может оказать положительное влияние в "деле Сахарова".

Ваше личное знакомство с Андреем Дмитриевичем освобождает меня от необходимости говорить в этом письме о роли и значении его для нашего оживающего общества, а также о его безупречных нравственных качествах как человека и гражданина. Но хоть я и не любитель громких слов, заранее признаюсь, что когда речь будет идти об Андрее Дмитриевиче, мне не удержаться и от них. Пожалуйста, Петр Леонидович, не относите это к стилю письма автора, а полностью к степени его уважения к Андрею Дмитриевичу. Даже Герцен говорит о таких людях высоким слогом: "Появление людей, протестующих против общественной неволи и неволи совести, — не новость; они

являлись обличителями и пророками во всех сколько-нибудь назревших цивилизациях, особенно когда они старели. Это высший предел, перехватывающая личность, явление исключительное и редкое, как гений, как красота, как необыкновенный голос".

Я считаю, что Андрей Дмитриевич Сахаров — явление великое и вышедшее за национальные рамки. Он перерос то предназначение, которое уготовано каждому человеку на земле. Мне кажется, что его уже нельзя ни охаять, ни похвалить. Каким бы ни оказался жизненный финал Андрея Дмитриевича, его уже никто не в состоянии вычеркнуть из истории, куда он вошел как великий сын своего народа. Это мое мнение об Андрее Дмитриевиче, это понимание его не давало мне откликнуться сразу на происшедшее с ним в последнее время. У меня такое ощущение, что вступиться за него (как и выступить в поддержку "справедливого" решения правительства) — значит примазаться к великому человеку и быть причастным к истории.

Но почему молчите Вы — достойный и уважаемый ученый с мировым именем? Пусть даже Вас не оскорбляет вонючая клевета о самом Андрее Дмитриевиче, но неужели не оскорбительна Вам, Нобелевскому лауреату, интерпретация Нобелевской премии как подачки за антисоветскую деятельность?

Для человека, следящего за делом А.Д. Сахарова, естественен и такой вопрос: "Почему за советского академика вступаются виднейшие ученые Запада и в то же время ни единого протеста из среды советских академиков?". Неужели вся западная ученая мысль состоит на службе у ЦРУ? Или она состоит из недоумков, неспособных подняться хотя бы до уровня интеллекта "студентов МВТУ имени Баумана"?

Не нужно быть историком, чтобы уяснить, что советское государство никогда не смотрело на своих подданных как на полноценные разумные существа. Это относится в равной степени к дворнику и к ученому с мировым именем. Это государство всесильно и может себе позволить все по отношению к подданным. И нет ничего беспрецедентного или необычно-неожиданного в действиях властей против А.Д. Сахарова. Разве что на этот раз жертвой стал Нобелевский лауреат. Но это как раз и подтверждает сказанное мной выше, т.е. что и Нобелевских лауреатов можно "перевоспитывать" или "ликвидировать".

Некоторое знакомство с Вашей биографией и научной судьбой избавляет меня от необходимости подробно остановиться здесь на вопросе нашего еще недавнего жуткого прошлого. Но коротко и кое о чем я все же скажу.

Почему многие из тех, чьи имена сегодня составляют гордость нашей науки, техники и культуры, были уничтожены тем самым государством, которому служили? Виновно не только само это государство насилия, но и его подданные, его жертвы. Каждый дрожал только за собственную шкуру. Лишь единицам хватало отваги вступиться за обреченных.

Позорно повторяться в том же духе.

И тем более не понятно мне: в те, повторяю, жуткие времена Вы спасли от лагеря и возможной смерти физика Ландау. Тогда вряд ли Вы были уверены в благополучном результате и для Ландау, и для себя самого. Но это Вас не остановило тогда. И рисковали Вы не чем-нибудь, а головой. И не только своей собственной, но и головами и судьбами близких. Положения хуже не придумаешь.

А сегодня… Я знаю людей, кто достойно прошел через Колыму, Воркуту и прочие подобные места в 30-х, 40-х, 50-х годах, но не сумел сохранить это достоинство на воле в уже почти либеральное наше время.