САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
Шрифт:
– Какие вести, - буркнул Жорка, - его же только вчера увезли.
– Что ты говоришь? – удивился допившийся до потери самого себя во времени Варфаламеев.
– Ну, мало ли, - поёжился от утреннего осеннего холода Сакуров, томимый нехорошим предчувствием на тему реализации американской валюты в условиях жесточайшего похмелья таких матёрых забулдыг, как Жорка Прахов с Петькой Варфаламеевым, и хронического отставания темпов капитализации Угаровской инфраструктуры от реализуемой в столице новоявленной России, где
– Кстати, не хочешь с нами за компанию? – предложил Жорка. – Там и освежимся.
– Мне же на работу, - стал отказываться Сакуров.
– Зоотехник раньше девяти не приедет, - заверил Сакурова Варфаламеев. – А сейчас без десяти семь.
– Даже если ты и опоздаешь, без тебя всё равно не начнут, - ухмыльнулся Жорка, и нырнул в предрассветную темень. Петька навострился за ним. И они оба скрылись там, где начиналась тропа через заболоченную низину в сторону заводской окраины Угарова.
– Ладно, я только ботинки обую, - крикнул и заторопился одновременно Константин Матвеевич, также помирающий от похмелья.
Когда компания миновала заболоченную низменность, между Жоркой и Варфаламеевым состоялась беседа, насторожившая Сакурова.
– Как ты думаешь, жид уже на месте? – спросил Варфаламеева Жорка.
– Трудно сказать, - ответил Варфаламеев.
– Я его, козла, в четыре утра из дома выгнал, - сообщил Жорка.
– Да ведь при его крейсерской скорости два узла в декаду до места можно в течение ближайшего полугодия двигаться, - возразил Варфаламеев.
– Да, чёрт бы его побрал. Мы как-то с Семёнычем прошлый год послали его за бухлом, так чуть не померли, дожидаясь.
– Почему я не помню про такой исключительно интересный эпизод из нашей пасторальной жизни? – удивился Варфаламеев.
– Ты был отъехавши. А этот старый гадёныш, воспользовавшись поломкой телеги Семёныча, нашей с ним платёжеспособностью и удручающе болезненным состоянием, не позволяющим двигаться за лекарством самостоятельно, вызвался сбегать за ним сам.
– И?
– Пошёл в восемь утра, пришёл в восемь вечера. Принёс какую-то дешёвую дрянь по цене «Смирновской», вместе с нами её жрал, а потом заявил, что мы с Семёнычем ему ещё должны остались.
– Посылать восьмидесятилетнего пацана за водкой – это очень оригинально, - резюмировал Варфаламеев.
– Братцы, вы о каком пацане толкуете? – подал голос туго соображающий после обильной пьянки и литературно-астрономических снов Сакуров.
– О Мироныче, о каком же ещё? – удивился Жорка.
– А почему он жид? – задал новый вопрос Сакуров.
– А это его так Семёныч прозвал, - доложил Варфаламеев. – Хотя для некоторых евреев это весьма обидное прозвище, если иметь в виду конкретного
Варфаламеев, сам тайно и стопроцентно принадлежавший к одному из двенадцати колен Израилевых, выражался несколько туманно, но Сакуров его понял. В том смысле, что за такого козла, как Мироныч, могли не стыдиться одни только русские, в то время как остальная дружба народов…
«Вот именно», - мысленно поддакнул Варфаламееву бывший морской штурман и спросил:
– Так это, если я вас правильно понимаю, мы идём к его многофункциональной Азе Ивановне, которая не только делает самый дрянной самогон в округе, но и держит на дому пункт по обмену валюты?
– Правильно понимаешь, - утешил Сакурова Жорка.
– И по какому курсу нам предстоит сдать сто восхитительных американских долларов? – решил идти до конца удручённый Сакуров.
Жорка сказал, Варфаламеев утвердительно крякнул, Сакуров споткнулся о кочку.
– А чё делать? – превентивно и философски одновременно возразил Жорка. – Там же и бабки обменяем, там же и освежимся, там же и закусим. А потом сынок Мироныча доставит нас обратно.
– Освежимся той дрянью, которую гонит Аза Ивановна? – уточнил Сакуров. – А сынок слупит с нас за доставку тройную таксу?
– Освежимся спиртом, которым торгует сынок Мироныча, а сколько слупит, столько слупит, - ответил Жорка и на том разговор прекратился.
«Удивительная страна, эта моя Россия, - задумался на ходу Сакуров, устремляясь за своими односельчанами через лощину, поросшую молодыми осинами и заполненную всамделишным туманом, а не каким-то сиреневым суррогатом из его давешнего сна. – И народ удивительный. Взять, к примеру, Жорку…»
Сакуров с любовью посмотрел на Жорку, разгребающего белёсый кисель сумеречного осеннего утра сильными ногами.
«…Умный человек, а тащится к известному упырю на поклон, потому что выпить ему, видите ли, охота…»
Сакуров, осудив Жорку, тотчас разобрал свои собственные ощущения по части вышеупомянутой охоты, которая пуще неволи, и с полной ответственностью признался самому себе, что пусть бы он даже умирал с похмелья, никогда бы не пошёл на поклон к Миронычу. А тем более, не стал бы вступать с ним в заведомо ущербную для себя связь в смысле обмена валюты на сомнительное бухло.
«…Или взять Петьку Варфаламеева, - продолжил мысленную тему Сакуров, - просто умнейший мужик, а туда же… Эх! Кстати, спросить его про Большой Взрыв и предпосылки возникновения чёрных дыр… Пусть просветит… А то нам в своё время про эти дела не очень-то рассказывали… Так, одна только карта звёздного неба да навигация с помощью неё…»
Топая по тропинке за приятелями, Сакуров машинально сшибал перезрелые сморчки, которые весной употреблял в пищу всеядный Мироныч, и вспоминал сон.