Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Давно Салах ад-Дин не ложился почивать в таком благостном состоянии духа, как в ту ночь.
Однако в полночь он вдруг почувствовал смутную тревогу. После нападения ассасин он стал держать у изголовья обнаженную саблю. И теперь, сразу схватив ее в темноте, он резко поднялся на тюфяках и прислушался.
Тишина казалась поистине могильной, и ни единого движения сын Айюба не заметил в шатре. Однако взгляд его был привлечен входным пологом. И чем пристальней он приглядывался к нему, тем сильнее сковывал его озноб.
Перед
Ком застрял в горле у Юсуфа и, с трудом сглотнув, он крикнул, надеясь, что всполошится бессовестно заснувшая стража:
– Кто ты?!
– Кто ты?
– эхом откликнулось эхо.
Телохранителей как будто и след простыл.
– Отец?! Это ты?
– На миг ужас отпустил Юсуфа, но не тут-то было.
– ...ты...
– глухо откликнулась тень и снова повторила свой вопрос: - Кто ты?
То был не отец, добродетельный и многомудрый Наим ад-Дин Айюб. Теперь к Салах ад-Дину пришел кто-то иной.
– Мое имя - Юсуф, - сказал он.
– Теперь назови себя.
Но тень казалась глухой:
– Кто ты?
– вновь повторила она свой вопрос.
– Всемогущий Аллах послал меня к султану передать ему, что он никогда не возьмет силой города, который по праву принадлежит Зенгиду, законному наследнику. Где султан?
– Султан?
– опешил сын Айюба.
– Какой султан?
– Я не вижу султана, - глухо пробормотала тень.
– Мне придется ждать его здесь у стен моего города.
– Атабек!
– осенило Салах ад-Дина.
Он хотел было подняться на ноги, но тело вдруг оказалось таким тяжелом, что он только повалился на бок, ударился обо что-то лбом и... очнулся.
Наяву стража оказалась куда более расторопной, чем во сне. В мгновение ока она окружила своего повелителя.
Приподнявшись, Салах ад-Дин осознал, что во сне скатился с тюфяков и приложился лбом об рукоять собственной сабли, а верная сабля подала знак страже, звякнув острием о бронзовую треногу светильника.
– Скорее зовите аль-Фадиля!
– потребовал Юсуф, потирая лоб рукой.
Аль-Фадиль появился, заспанный и удивленный, но всегда готовый распутать любое хитросплетение мыслей и обстоятельств.
– Ты должен немедля написать письмо в Багдад, халифу аль-Мустади, - потребовал Салах ад-Дин.
– Зенгиды - законные правители Халеба, и я стремился к благоразумию, желая соблюсти законный порядок и сначала, хотя бы на словах, получить везират... Как в Египте. Но теперь я вижу, что чрезмерное благоразумие похоже на злоупотребление волей Всевышнего.
– Неужели малик хотел силой добиться всего лишь верной службы у юного Зенгида?
– с деланным изумлением проговорил аль-Фадиль.
Салах ад-Дин мрачно посмотрел на него.
– Злая насмешка... но, признаю, что в ней заключена истина, - сказал он.
– Теперь я получил
В пальцах аль-Фадиля, как по волшебству появился калам. Чернильница была отпущена на свободу с поясной тесьмы, а из мешка выпорхнул чистый лист пергамента.
– Готов запечатлеть твои слова, малик, - сказал аль-Фадиль.
– Пиши с в о и м и словами, аль-Фадиль, у тебя этот узор получится куда изысканней. Халиф не должен ни на миг забывать, что над Египтом и землями Сирии развеваются ныне знамена Аббасидов, что слава Аббасидов вновь сияет, как Солнце... Но для этого приложено много трудов и будет приложено еще больше. Пусть халиф подумает, к е м должен быть по положению тот, кто возносит славу его рода и знамя истинной веры.
Аль-Фадиль застыл на несколько мгновений с каламом в руке, потом догадался, моргнул и рек:
– Атабек Нур ад-Дин был всего лишь правителем на том клочке земли, который он получил по наследству. Тот же, кто вознес до небес древнюю славу Аббасидов и покорил во имя истинной веры пределы дар аль-харба должен именоваться по меньшей мере султаном.
– Верно мыслишь, аль-Фадиль, - кивнул Юсуф.
– О том и пиши аль-Мустади аль-Аббасу.
– ...по меньшей мере султаном Египта и Сирии... всей Сирии, - уточнил аль-Фадиль; его глаза уже разгорелись ярче светильников.
Салах ад-Дин кивнул и потребовал, чтобы ему самому дали калам и пергамент.
– А это письмо я должен написать своей рукой в знак уважения к покойному атабеку Нур ад-Дину, - пояснил он аль-Фадилю, который опять немного опешил.
И Салах ад-Дин стал писать юному Зенгиду, таившемуся в Халебе, как в норке, простое и ясное письмо, похожее на воинское донесение, а не витиеватый узор, покрывающий то золотое блюдо, что с подобострастием подносят в дар господину и повелителю.
Вот что было сказано в том письме:
"Во имя Аллаха милостивого и милосердного!
Славный наследник великого атабека аль-Малика аль-Адиля Нур ад-Дина Махмуда, да пребудет с ним вечно милость Всемогущего Аллаха!
Я пришел из Египта, чтобы служить тебе и тем самым исполнить мой долг перед покойным господином. Я делаю это только ради единства Ислама и окончательной победы над франками.
Аль-Малик ас-Салих Имад ад-Дин! Обращаюсь к тебе с напоминанием о том, что, по воле Всемогущего Аллаха, а также по воле твоего отца, я утвердил истинную веру в Египте и Йемене. Положи на одну чашу весов плоды моей службы, а на другую - ядовитые плоды деяний тех людей, которые способны лишь грызться за место на мягком тюфяке у господской ноги.