Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
– Всемогущий Аллах предупредил меня, что нельзя злоупотреблять даже милосердием, - сказал султан своему катибу, глядя, как из шатра вытаскивают окровавленные ковры.
– Осмелюсь полагать, малик, что Всемогущий Аллах предупреждает тебя также и о другом, - с присущей ему осторожностью, отвечал ал-Исфахани.
– О том, к т о теперь является самым опасным твоим врагом.
Салах ад-Дин сжал правую руку в кулак, чувствуя, что в ней никак не может уняться дрожь.
– Враг побывал в моем шатре, Имад, - с грустной усмешкой заметил он.
– Ты хочешь сказать, что главного врага сначала надо найти в своем сердце?
Катиб растерялся и попытался оправдаться:
– Ассасины вездесущи, малик. Я хотел сказать, что уже нельзя пренебрегать Синаном, не замечать этого проклятого еретика. Он подобрался к нам, как шакал, он дышит нам в спины. И он опасней всех Зенгидов и их приспешников, вместе взятых. Придется повернуться к нему лицом. Остается или наказать его, или... заплатить ему больше, чем заплатил Гюмуштекин.
Султан сдвинул брови.
– ...но второе означает уподобиться бесчестному человеку, - добавил катиб.
– Ты прав, Имад. Ты всегда прав, - кивнул Салах ад-Дин.- Слушать тебя одно удовольствие. Что сам себе не успел сказать, скажешь ты. Значит, ты считаешь, что нужен мир.
– Полагаю, теперь мир необходим. Время Зенгидов еще не прошло, вот о чем, я полагаю, предупреждает нас Всемогущий Аллах. А пока нет мира с Зенгидами, необходимо воздвигнуть крепость в твоем собственном шатре, малик.
И вновь султан послушался своего верного катиба. По его велению, из прочного ливанского кедра была построена маленькая цитадель, чем-то, увы, напоминавшая золотую клетку, в которой некогда показывался перед своими подданными халиф Египта. В этой цитадели султан почивал ночью, а днем он стал носить под одеждой очень мелкую, легкую кольчугу, выкованную самыми искусными оружейниками Дамаска. И он повелел своей страже не подпускать к себе никого, кроме ближайших родственников и верных эмиров.
Но прежде, чем предложить мир ас-Салиху, султан почел делом чести взять крепость Азаз, и это удалось ему уже на второй день. Среди защитников разнесся слух, что султан смертельно ранен ассасинами, и они на радостях устроили праздник. Внезапно Салах ад-Дин появился перед стенами живым и здоровым, а его воины налетели на стены бурей, словно желая отомстить за подлое покушение на их повелителя, отыгравшись на тех врагах, что еще не получили по заслугам.
Хотя защитники Азаза и не были виновны в покушении, но им досталось так крепко, что уже к вечеру они сдались, прислав в стан своих представителей.
– Ну вот, нет худа без добра, - только и развел руками мудрый Имад аль-Исфахани, который всегда оказывался прав.
Спустя еще три дня Салах ад-Дин подошел к стенам Халеба. Гюмуштекина не было в городе: он в то время укреплял крепость Харим, полагая, что султан после захвата Азаза двинется за новой добычей именно к Хариму.
Он первым прислал к султану своего посла с предложением начать переговоры о мире, и Салах ад-Дин, пленник своего благородства, даже позволил ему вернуться в Халеб.
В эти дни султан порой часами задумчиво смотрел на стены непокорившегося города. Боевой дух жителей Халеба не остыл, и Салах ад-Дин не сомневался, что они станут защищать своего Зенгида по последнего вздоха, хотя ас-Салих не мог обещать им ни золота, ни послабления налогов.
Аль-Исфахани в эти часы обычно стоял позади своего господина.
– Всемогущий Аллах хранит Зенгида, - вздыхая, проговорил султан, не поворачивая головы.
– В награду за деяния его великого деда, изгнавшего франков из Эдессы. С этим нам придется считаться... И вместе с хитрым Наср ад-Дином нам остается лишь надеяться, что, по воле Аллаха, в свое время все само устроится. То осел помрет, то ли...
Аль-Исфахани благоразумно смолчал.
Мир между султаном Египта и Сирии Салах ад-Дином Юсуфом ибн Айюбом и правителем Халеба, юным ас-Салихом, потомком Имада ад-Дина Зенги, был заключен спустя месяц переговоров, то есть по истечении того срока, который обе стороны посчитали достаточным для того, чтобы не ронять своего достоинства. Салах ад-Дин поклялся, что не станет нападать на Халеб, пока им правит законный наследник атабека Нур ад-Дина, а ас-Салих признал власть сына Айюба над теми землями Сирии, которые тот успел завоевать.
На исходе того дня, когда договор был скреплен печатями, из ворот Халеба появилась процессия. Салах ад-Дин с удивлением узнал, что к нему в стан направляется пятилетная сестренка ас-Салиха.
– Что еще затеял турок?
– озадаченно проговорил султан, предполагая в этом удивительном визите какой-то подвох.
– Она говорит, что ее послал брат, сказав, будто султан пообещал подарок самому младшему из потомков Зенги, - донесли ему.
Девочка оказалась очень хорошенькой, с большими синими, а не карими, как у прочих Зенгидов, глазами, и она смотрела этими чудесными глазами на султана так бесстрашно, что на сердце у него потеплело.
– Я ждал тебя, - сказал он.
– Что ты хочешь в подарок?
– А султан даст, что я захочу?
– спросила девочка, ничуть не смущаясь.
– Ему не будет жалко?
Салах ад-Дин нахмурился и переглянулся со своими эмирами.
– А кто тебе говорил, что я жадный?
– не в силах подавить гнева, вопросил он.
– Нет, все говорят, что ты очень добрый. Вот я и пришла, - сказала девочка, словно не заметив, что грозный султан сердится.
– Тогда укажи на то, что ты хочешь, и получишь эту вещь в подарок, - вновь подобрел султан.
– Хочу во-он то!
– И девчушка указала куда-то вдаль, приподнявшись на цыпочках.
Все с удивлением стали всматриваться туда, куда тянулся ее крохотный пальчик. В той стороне расстилалась только голая пустыня.
Аль-Исфахани, предчувствуя, что подвох и вправду неизбежен, попытался обмануть маленького лисенка и сказал:
– Там летит красивый сокол. Ты хочешь, чтобы мы поймали его тебе?
Но не тут-то было. Сестренка ас-Салиха в единый миг срезала мудрого катиба: