Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Салах ад-Дин поспешил навстречу брату, и франки с не меньшей поспешностью ушли из-под Дамаска. Тем более, что султан велел как можно скорее довести до кафиров известие о его мирном договоре с Синаном.
Встретившись с Тураншахом, султан оставил ему часть своей армии и, к большой радости брата, повелел ему править Дамаском. Сам же он двинулся дальше, решив, что пора напомнить о себе в "родном" Египте.
Всемогущий Аллах даровал султану целый год спокойной жизни, дабы он вновь проявил себя не только доблестным воином, но и мудрым правителем. В полном согласии с законами Ислама, он вновь облегчил в Египте бремя налогов, но при этом немало сделал и для процветания торговли. Уже предполагая, что в будущем он будет править своей обширной страной или из Дамаска, или - если на то будет воля Аллаха - из Халеба, а возможно - если Аллах до конца проявит
Во имя же духовного могущества веры Пророка султан открыл в Каире новые медресе.
И во всех начинаниях султану помогал верный аль-Фадиль, аскалонский араб, ставший теперь не только главным каирским кади, но и везирем султана.
Напомню, что за тот год, пока Салах ад-Дин находился в Египте, на Востоке произошло еще немало событий. После кончины Нур ад-Дина осмелел его северный сосед, султан сельджуков Рума. Он двинулся на империю Мануила Комнина и нанес ему жестокое поражение, которое, конечно же, ослабило союзнические связи Византии с Иерусалимским королевством. Да и в самом королевстве происходило некоторое смущение. Достигнув шестнадцатилетнего возраста король Бальдуэн по праву отказался от регенства, но проказа, этот страшный зверь, пожирала его плоть, и все понимали, что королевство может перейти в руки лишь того счастливчика, который получит руку сестры Бальдуэна, Сибиллы. Был найден достойный наследник трона - храбрый, красивый и благородный Гвильельмо по прозвищу Длинный Меч, кузен императора Фридриха Барбароссы и Людовика Французского. Однако не успели иерусалимские франки вздохнуть с облегчением, как этот лучший из лучших, едва став мужем Сибиллы, подхватил малярию и, промучившись на одре несколько месяцев, испустил дух. Вдова же, едва познав супружество, в положенный срок разродилась младенцем мужеского пола. Но без регенства, то есть без новых интриг и заговоров, снова было не обойтись. Тогда Бальдуэн вновь направил послов в Европу на поиски очередного достойного супруга для своей сестры, а заодно и с новой просьбой о помощи в неизбежной войне против нового повелителя Востока - султана Египта и Сирии Салах ад-Дина ибн Айюба.
Хотя христианские короли Генрих и Людовик "приняли крест", но они слишком не доверяли друг другу и по этой причине каждый из них опасался двинуться с места. В месяце сентябре года 1177-го по вашему, христианскому, летоисчислению, в Палестину из Европы прибыл со своим войском только один знатный крестоносец. То был Филипп, граф Фландрский. Король Бальдуэн предложил ему регенство на том условии, если граф двинется на Египет. Греческий император Мануил, несмотря на тяжелое поражение от румского султана, предложил для этого свой флот, не пострадавший в той войне, и даже успел направить его в Акру. Император очень надеялся, что за эту услугу франки помогут ему одолеть сельджуков. Однако натура Филиппа Фландрского оказалась хрупким сплавом чрезмерной гордости и осторожности. Он заявил, что прибыл на Святую Землю только смиренным паломником и сватом, ибо желает выдать замуж иерусалимских принцесс Сибиллу и Изабеллу, которые приходились ему кузинами, за сыновей своего любимого вассала Робера де Бетюна. Это довольно нахальное сватовство оскорбило иерусалимский Двор. Император Мануил тоже оскорбился, узнав, что франк не желает ни в чем "быть обязанным грекам-схизматикам", и забрал свой флот из Акры.
Наконец граф Фландрский образумился и понял, что, как говорится, нарубил дров. Он решил исправиться, отправился в Триполи и принял предложение графа Раймонда отбить у мусульман крепость Хаму. Этот поход не удался, поскольку Тураншах вовремя получил известие о замыслах франков и немедленно направил к Хаме свою отборную конницу.
Франки повернули коней. Тогда граф Филипп поразмыслил и решил попытать счастье в союзе с правителем Антиохии, чтобы захватить
– Можно считать, что он жил за мой счет, пока я осаждал Халеб."
Так вот, гарнизон Харима в ответ а смерть своего господина поднял мятеж против ас-Салиха. Этим-то и решили воспользоваться франки, посчитав Харим легкой добычей. Но и тут они просчитались. Бывшие слуги Гюмуштекина, увидев со стен врагов гораздо более близких, сразу прекратили бунт и послали к ас-Салиху за помощью.
Не успели франки толком начать осаду, как ас-Салих откликнулся. Самым удивительным было то, что он не отправил подкрепления мусульманам Харима, в одночасье поклявшимся ему в верности, а послал только одного гонца и то не к осажденным, а к осаждавшим!
Из послания ас-Салиха князь Боэмунд узнал, что "у Халеба и Антиохии есть один большой общий враг, имя коему Салах ад-Дин" и что теперь султан Египта с огромным войском уже подступил к пределам Сирии.
Так оно и было.
Султан решил, что минувший год стал достаточным сроком для отдыха от войны и для трудов мирных, то есть строительства оборонительных стен, и что наступает пора как следует наказать не самых знатных франков за их мелкие вылазки, чтобы и самые знатные, пока еще остававшиеся в Европе, как следует поразмыслили, стоит ли решаться на большую вылазку за море.
В начале месяца джумада 573-го года хиджры, то есть в середине ноября христианского года двух единиц и двух семерок, султан пересек Синай, не поворачивая головы направо, к великой горе, и вторгся в пределы Палестины.
В те дни добрые вести слетались со всех сторон, как райские птицы.
Граф Фландрский в страхе покинул Сирию.
Греческий император обиделся на франков и увел свой флот из Акры.
Франкский король Бальдуэн все еще не оправился от болезни: к проказе прибавилась малярия, совсем недавно прибравшая самого доблестного франка, мужа принцессы Сибиллы, который только и был достоин править родиной пророка Исы. Но в плоти Бальдуэна спор между двумя страшными болезнями окончился в пользу проказы: та, видимо, и отогнала прочь от добычи свою хилую сестру.
Все еще не справился с какой-то старческой хворью, мучившей его уже два месяца, и Онфруа Торонский, в чьей власти оставался боевой дух франков и кто сам был "целое войско эмиров".
Осенний ветер дул султану в спину. Впереди, как в том давнем сне, будто рухнули все стены-препятствия и открылся великий простор.
"Вот знамение! Всемогущий Аллах отдает мне Святой Город и всю Палестину!" - осенило султана.
Впервые султан вел за собой вовсе не малое войско: восемь тысяч всадников и еще двенадцать тысяч неторопливых египетских пехотинцев.
Поначалу войско двигалось по направлению к крепости Газа, принадлежавшей франкам-тамплиерам.
Рыцари Соломонова Храма в единый миг собрались со всей Палестины и вознамерились сражаться за свою Газу.
Султан узнал об их доблестном порыве и подумал: "Зачем мне Газа? Просто большой булыжник у дороги. Лучше я подарю аль-Фадилю его родной Аскалон. Вот это дорогой алмаз!"
Когда он подошел к его стенам, то заметил, что у врат оседают клубы пыли. Оказалось, что король Бальдуэн Прокаженный оставил Иерусалим и всего полчаса назад вместе с горсткой рыцарей заперся в Аскалоне. Султану донесли, что Бальдуэн готов защищать крепость.
– Быть прокаженным и проявлять такую доблесть - достойно похвалы, - признал султан в беседе со своим катибом аль-Исфахани.
Спустя еще день был легко окружен и захвачен в плен отряд франков, поспешивших на подмогу своему королю.
– Теперь мне остается только позаботиться о больном малике неверных, - развел руками султан.
Он повелел двум тысячам воинов стеречь Аскалон и не выпускать Бальдуэна на прогулку, на холодные осенние ветра, а сам двинулся дальше.
Так перед ним открылась дорога на Иерусалим, благословенный Святой Город, Аль-Кудс. Ни один рыцарь с копьем наперевес не появился ему навстречу. Все франки вдруг исчезли, как мираж.