Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
– Твоему Аллаху или же нашему Господу Иисусу Христу?..
– снова забормотал Эсташ де Маншикур.
– Вот в чем загвоздка.
– Не будем спорить, - резко пресек я этот разговор, способный окончится совсем не уместным здесь джихадом.
– Единому Всевышнему, Который на небесах и пути Которого неисповедимы. С вас довольно? Кто не верит в такого Бога?
Молчание стояло всего пару мгновений.
– Не все спасены, - донесся вдруг тихий голос, и мы не сразу догадались, что он принадлежит Жану де Брасу, так глухо и хрипло заговорил
Все с удивлением посмотрели на него, и оказалось, что он уже не сидит, а лежит на боку и тяжело дышит.
– Что случилось, Жан?
– с тревогой спросил рыцарь Джон.
Тот провел рукой по губам и вытянул ее к огню. Все увидели на его ладони яркую полоску крови.
– У меня грудь наполняется кровью...- прошептал он и попытался улыбнуться.
– Как во время дождя бочка под крышей. Я не доживу до утра.
Тут все мы захлопотали и, побросав на землю еще влажные, но все же теплые одежды, устроили Жану де Брасу место поудобнее и помягче. Оказалось, что там, где он лежал, весь песок под его головой был уже на целую ладонь пропитан кровью.
– Потерпи, Жан, помолись побольше, и Господь пошлет тебе выздоровление, - подбадривал его Эсташ Лысый.
– Ведь не зря же Он уберег тебя в эту страшную бурю.
– Больше всего в жизни я боялся утонуть... с тех пор, как едва не утонул мальчишкой в болоте, - признался тот.
– У меня была только одна искренняя и самая жаркая молитва: Господь, не дай мне захлебнуться... Я вымолил все, чего действительно хотел. Грех просить большего.
– Соберись с силами и дотерпи до утра, - велел ему рыцарь Джон.
– Мы первым делом найдем тебе священника.
– Не трудитесь... Только беду накличете, - предупредил Жан де Брас и стал говорить, как в полусне: - Когда-то я обидел одну девчонку. Дочку шорника. Она прокляла меня и сказала, что я умру без исповеди. Я только посмеялся. Чего стоит проклятие простолюдинки... Теперь Господь Иисус Христос показал мне цену такого проклятия. Вот что я скажу... Когда из тебя по капле выходит кровь, в жилы по капле входит правда... и начинает течь... по твоим жилам... вместо крови. Она жжет сильнее адского пламени. Только изнутри. Это еще хуже... И наша дорога - не что иное как дорога на тот свет. Нас освободили из застенка, потому что мы уже умерли... Не бойтесь, не бойтесь, друзья. Господь милостив. В этой дороге каждому из нас воздастся по грехам. Лучше раньше... лучше раньше...
– Эсташ-Вепрь однажды поджег дом, и в нем сгорела целая семья, - пробормотал другой Эсташ, еще остававшийся в живых.
– Он никого не выпускал наружу.
– Это случилось в Палестине?
– спросил я.
– Да, - кивнул франк.
– Незадолго до того, как он попал в плен. Может, кто знает, за что так прищемило нашего Ренье-Красавчика?
Посвященных в грехи Ренье де Фрувиля не нашлось, только сам Жан де Брас то ли предположил, то ли увидел что-то своим предсмертным взором:
– А его прищемило так же, как и меня...
– Похоже, до короля Ричарда доберется только наш добрый Анги... Он почти святой, - мрачно усмехнулся рыцарь Вильям.
Но
– На самом деле мы все уже давно мертвы. Сарацины отрубили нам головы в Иерусалиме и отпустили души на покаяние, - ошеломил товарищей Эсташ Лысый.
– Теперь наш путь лежит через Чистилище, и, если король Ричард еще жив и здоров, до нам не видать его, как собственных ушей.
– Тогда Вепрь уже искупил грехи и блаженствует себе в раю, - сделал мудрый вывод рыцарь Вильям.
– Если хорошо подумать, нам нужен не король, а священник.
Жан де Брас вдруг широко открыл глаза и, ясно посмотрев на меня, сказал неожиданно бодрым голосом:
– Ты... ты помолись обо мне.
Меня охватила растерянность:
– Почему я? Попроси единоверца. Их вон сколько!
– Да, некоторым еще придется помаяться, - злорадным эхом откликнулся рыцарь Вильям.
Но Жан де Брас закрыл глаза, отвернулся и проговорил, как о уже давно свершившемся деле:
– Ты помолишься обо мне... потом... на Гробе Господнем... И будет довольно...
Я почувствовал, что все взоры нацелились на меня, точно острые пики, и невольно огляделся, как затравленный зверь.
И вновь заговорил умирающий франк. На краткий срок он, прозревший свои грехи, стал истинным предводителем "рыцарей султана".
– Я еще не умер, а уже тихо, как в гробу, - прошептал он, едва шевеля темно-алыми губами.
– Тошно... Лучше будет, если ты, Дауд, продолжишь свою историю. Ты - ведь славный рассказчик. Тебя слушаешь и все видишь своими глазами. Продолжай. Я хочу узнать, как спасся великий султан от этих страшных ассасинов. И откуда только взялись на свете эти ассасины? Очень давно... очень давно я не слышал хорошей сказки перед сном. Продолжай, Дауд.
Место и время очень подходили для продолжения рассказа. Я устроился так, чтобы Жану де Брасу было слышно лучше, чем остальным и, собираясь с мыслями, стал всматриваться в пляшущие огоньки костра. Взгляды моих слушателей тоже потеплели.
– Вы хотите знать, откуда взялись ассасины?
– невольно переспросил я, потому что великий султан никогда их не любил, а теперь приходилось пачкать историю его жизни историей об одном злом демоне.
– Как джинны из лампы, они выпрыгнули из головы перса, которого звали Хасан ибн-ас-Сабах*.
* * *
Все началось в тот вечер, когда два молодых человека, устав от занятий в одном из медресе* персидского города Нишапура, устроили веселую пирушку. Одного из молодых людей звали Хасаном, и он еще ничем не успел прославиться. Зато бейты и газели* его закадычного друга, звавшегося Омаром Хайямом*, уже вились, словно ароматные дымки благовоний, во многих духанах, домах и дворцах Персии - там, где на ковры проливалось вино и глаза мужчин прилипали к телам танцующих гурий, как осы к сладким лепешкам.