Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Все опасливо переглянулись, а спустя полторы недели пришла весть, что великий атабек Халеба и Дамаска Нур ад-Дин Махмуд утром одиннадцатого дня месяца шавваля скончался от гнойного воспаления горла. Перед смертью его гортань вздулась, как от огромного нарыва, и, когда лекарь решился сделать надрез, чтобы облегчить муки повелителя, то из опавшего пузыря вырвались последние слова, что застряли в гортани Нур ад-Дина под скоплением гноя.
– Что же сказал великий атабек перед смертью?
– пытал Салах ад-Дин сначала гонца, а потом - своих тайных посланников, поспешивших вернуться из Дамаска, где и призвал Всемогущий Аллах на небеса своего верного слугу.
– Говорят, в последние дни он очень сокрушался, что нельзя заранее знать воли Аллаха, - сообщили ему.
– И еще он опасался за своего наследника...
– Разумеется, Сайф ад-Дин теперь не даст покоя мальчишке, и между Мосулом и Халебом начнется междуусобица, - не сомневался Салах ад-Дин.
Но посланники переглянулись, и один из них решился просветить своего повелителя насчет истинной причины предсмертных тревог Нур ад-Дина:
– Перед смертью великий атабек говорил непонятные слова о какой-то корове и очень опасался, что его семье будет угрожать Египет.
– Так великий атабек стал бояться, что его сына живьем проглочу я, а не его эмиры и ненасытные родственники!
– не сдержав гнев, воскликнул Салах ад-Дин.
"Неужто, атабек, ты на исходе дней тронулся умом? Ты, столп истинной веры!
– невольно обратился он в мыслях к своему бывшему господину.
– Вот уж не думал, что даже ты способен испугаться воли Аллаха... и даже не воли Аллаха, а привидевшийся тебе коровы! Что с тобой произошло, атабек? Может быть, поэтому Всемогущий Господь открывает передо мною врата там, где только что стояла глухая, неприступная стена."
И все же Салах ад-Дин сдержал себя и решил немного выждать прежде, чем входить в распахнутые перед ним врата. Он прекрасно понимал, что, стоит ему немедля двинуться в Сирию, как все эмиры Нур ад-Дина тоже испугаются коровы и сразу объединятся против него, а, если подождать, то все они перессорятся из-за главенства, в то время как племянник атабека , Сайф ад-Дин, станет притязать на земли его малолетнего наследника.
Так и случилось. Славный город Дамаск, где в то время находился сын атабека, Малик ас-Салих Исмаил, сразу оказался в руках эмира аль-Мукаддама, которому благоволила мать ас-Салиха. Он объявил себя регентом. Тут же объявился и второй регент - военный правитель Халеба, турок Гюмуштекин*. Затем не прошло и недели, как большой кусок уже развалившейся Сирии утянул со стола Сайф ад-Дин.
"Посмотри, атабек, что сделали с твоей страной твои верные эмиры!
– возвал Салах ад-Дин, подняв глаза к небесам.
– Франки могут радоваться. Но я спасу твою честь и не дам им радоваться долго. Иначе Всемогущий Аллах не принял бы моей клятвы."
Нур ад-Дин ничего не ответил с небес, и его молчание можно было считать знаком согласия.
Но едва Юсуф сел в седло и повернул коня на восток, как с севера и юга пришли две недобрые вести. Сицилийский король, не знавший о провале заговора, уже двинул на Египет свои корабли, а на юге снова взбунтовались нубийцы, некогда служившие халифу. Эти вести, как шакальи челюсти, сомкнулись, и мерзкий зверь повис у коня на хвосте.
Вынужденная задержка выводила властителя Египта из себя, но и за нее он вскоре искренне возблагодарил Аллаха. Воспользовавшись положением, король Амори двинулся на Дамаск, благо для него этот путь был совсем недолог. Предусмотрительный эмир аль-Мукаддам выступил из города и первым предложил королю взаимовыгодные условия: Салах ад-Дин опасен для обоих, и, значит, первым делом надо заключить договор против него... а потом, возможно, и против Гюмуштекина. В знак добрососедства эмир освободил всех франкских пленников, содержавшихся в темницах Дамаска, и пообещал Амори приличное денежное вознаграждение в случае успеха их совместных действий. Аллах наказал эмира, незамедлительно поразив франка. Под стенами Дамаска франкский король подхватил тяжелый желудочный недуг. Трое суток подряд все обещания эмира выходили из него белой пенистой жижей, а на четвертые, окруженный своими арабскими лекарями, Амори испустил и свой дух. Его королевство упало в сохнущие руки его прокаженного сына. Испуганный эмир аль-Мукаддам поспешил призвать на помощь Сайф ад-Дина Мосульского, жители Дамаска стали волноваться, и тут в шуме и суете сын атабека вместе с матерью тайно покинули город и подались в Халеб.
Еще через три недели сицилийцы, едва высадившись у Александрии и удивившись тому, что на берегу их не встречают союзники, поспешили убраться восвояси. Бунт нубийцев тоже заглох, едва начавшись. Так Аллах придержал Салах ад-Дина в Египте, но только для того, чтобы врата успели раскрыться перед ним во всю ширь.
Последним, кто повис на хвосте его коня, оказался не кто иной как верный аль-Фадиль.
– Малик, ты искушаешь судьбу!
– увещевал он своего господина.
– Твои силы слишком малы. Возьми еще хотя бы тысячу мамлюков.
Действительно, Салах ад-Дин вознамерился завоевать Сирию всего с семью сотнями всадников, курдов и туркмен.
– Аллах отдает мне Сирию!
– резко отвечал ему Юсуф, уже забыв про осторожность.
– Разве мало знамений? Большое войско - недоверие к воле Алаха! Господь отвернется от меня! К тому же Дамаск любил моего отца, и, если я приду в Дамаск с армией мамлюков, то напугаю народ.
– Малик, неужели ты полагаешь, что и тебя они примут с любовью?
– изумился аль-Фадиль, хорошо знавший коварство Каира и торгашеский дух Александрии.
– Так и будет! Если я не получу даром Дамаск, то не получу ничего!
– ответил Салах ад-Дин.
Он тронул коня и сразу ощутил во рту знакомый с младенчества вкус козьего молока.
В дороге подул попутный ветер, и вскоре он стал так силен, что уносил поднятую с дороги пыль и стук копыт далеко вперед. Дозорные на башнях франкских крепостей, купцы в караванах и прочие путники столбенели, провожая глазами облако пыли, грохотавшее невидимыми копытами, а спустя пару часов волосы у них поднимались дыбом, когда мимо них без единого звука, словно сонм призраков, стремительно пролетала конница.
То же случилось и с жителями Дамаска. Сначала им в глаза ударила пыль, и они оглохли от грохота копыт, сослепу ужаснувшись, что грозные враги уже ворвались в их город и понеслись по улицам. Когда же все утихло и смолкло, они протерли глаза и увидели, что к городу приближается конный отряд. Остолбенев от неожиданности, эмир аль-Мукаддам даже не сообразил закрыть ворота.
Когда же выяснилось, что в Дамаск явилось живое воинство и привел его не Ангел Смерти, а Салах ад-Дин, некогда благоразумно управлявший городом от имени атабека, жителей охватило ликование. Эмиру ничего не оставалось делать, как присягнуть Юсуфу на верность.