Сальватор. Том 1
Шрифт:
– Дорогой кузен! Не станете же вы меня упрекать в жалких пятистах франках, что вы заплатили за мои похороны. Зато прошу подумать о том, что никогда еще деньги не были помещены надежнее: вот уже около шести лет они вам приносят около двухсот тысяч ливров ренты! Не беспокойтесь, я верну вам пятьсот франков, как только мы уладим наши дела.
– Наши дела! – презрительно бросил Лоредан. – Разве у нас есть общие дела?
– Ну еще бы!
– Уж не касаются ли они наследства усопшего маркиза де Вальженеза, моего дядюшки?
– Можете смело прибавить, дорогой господин Лоредан:
«…и вашего отца».
– Ну, поскольку мы одни и, следовательно, это не имеет никакого значения… Готов прибавить ради вашего удовольствия:
«…и вашего отца».
– Да, – подтвердил Сальватор, – для меня это большое удовольствие.
– А теперь, господин Конрад… или господин Сальватор – как вам угодно, ведь у вас несколько имен, – не будет ли с моей стороны нескромным полюбопытствовать, как случилось, что вы живы, когда все считают вас мертвым?
– Да нет, конечно! Я сам собирался поведать вам эту историю, как бы мало она вас ни интересовала.
– Напротив, я заинтригован… Рассказывайте, сударь, рассказывайте!
Сальватор поклонился.
– Как вы, должно быть, помните, дорогой кузен, – начал он, – господин маркиз де Вальженез, ваш дядя и мой отец, умер неожиданно и при весьма странных обстоятельствах.
– Отлично помню!
– Вы помните, что он никогда не хотел меня признавать, и не потому, что считал недостойным носить его имя, а потому, что, признав меня, он мог мне оставить лишь пятую часть своего состояния.
– Очевидно, вы лучше меня разбираетесь в статьях Кодекса, касающихся незаконнорожденных… Будучи законным сыном, я не имел случая заняться их изучением.
– Ах, сударь, положения эти изучал не я, а мой отец… Да настолько тщательно, что даже в день своей смерти пригласил своего нотариуса, честнейшего господина Баратто…
– Да, и никто так никогда и не узнал, зачем он его вызывал. Вы полагаете, для того, чтобы передать ему завещание на ваше имя?
– Я не полагаю, а в этом уверен.
– Уверены?
– Да.
– То есть, как же это?
– Накануне мой отец, чувствуя приближение смерти, о которой я и слышать не хотел, объявил мне о том, что он намерен сделать или, точнее, уже сделал.
– Мне знакома эта история с завещанием.
– Знакома?
– Да, я уже слышал ее в вашем изложении. Маркиз написал завещание своей рукой и собирался передать его господину Баратто. Но до того, как он это сделал, а может быть, и после того – эта подробность, как бы важна она ни была, так и останется тайной, – маркиз умер от апоплексического удара. Все так?
– Да, кузен… за исключением одной подробности.
– Какой же?
– Для пущей осторожности маркиз написал не одно, а два завещания.
– Ага! Два завещания!
– Точнее, одно и то же, но в двух экземплярах, кузен.
– В котором он завещал вам свое имя и свое состояние?
– Вот именно.
– Какое несчастье, что завещание так и не нашли!
– Да, это удар судьбы.
– Неужели маркиз забыл вам сказать, где оно лежит?
– Один экземпляр предназначался для нотариуса, другой должны были дать мне.
– А до тех пор?..
– …до тех пор маркиз запер их в потайном ящике небольшого секретера, стоявшего у него в спальне.
– Однако я полагал, – заметил Лоредан, пристально вглядываясь в лицо Сальватора, – что вы не знали, где находилось это важное завещание?
– Я и не знал тогда.
– А сегодня?
– Сегодня знаю, – отвечал Сальватор.
– Расскажите же, расскажите! – воскликнул Лоредан. – Это становится любопытно!
– Прошу прощения. Однако не угодно ли сначала послушать, как я оказался жив, хотя все в большей или меньшей степени считают меня мертвым? Я изложу все по порядку: от этого рассказ только выиграет в ясности и увлекательности.
– Излагайте по порядку, дорогой кузен, все по порядку…
Я вас слушаю.
И граф де Вальженез принял небрежную и в то же время изысканную позу.
Сальватор начал так:
– Оставим пока историю с завещанием, представляющуюся вам не совсем ясной, рискуя вернуться к ней позднее и пролить на нее необходимый свет. Мы продолжим, если не возражаете, мою историю с того места, как ваше благородное семейство – до тех пор считавшее меня родственником и даже помышлявшее о браке между мной и мадемуазель Сюзанной – стало относиться ко мне как к чужаку и приказано очистить особняк на улице Бак.
Лоредан наклонил голову в знак того, что не возражает, если рассказ начнется с этого места.
– Надеюсь, вы воздадите мне должное, признав, дорогой кузен, что я не причинил вам хлопот и безропотно повиновался? – продолжал Сальватор.
– Это так, – отозвался Лоредан. – Но разве вы вели бы себя точно так же, если бы нашлось пресловутое завещание?
– Возможно, нет, – признался Сальватор. – Человек слаб, и когда ему предстоит перейти из роскоши в нищету, он колеблется, как шахтер, впервые спускающийся в подземелье… Однако в глубине подземелья его порой поджидают рудная жила или чистое золото!
– Дорогой кузен! С такими принципами человек никогда не будет чувствовать себя бедняком!
– К несчастью, в те времена у меня их не было: меня обуревала гордыня! Правда, моя гордость заставляла меня действовать так, как другой ведет себя в смирении. Я оставил лошадей в конюшне, экипажи – в каретном сарае, туалеты – в шкафу, деньги – в секретере и ушел в чем был, с сотней луидоров в кармане, выигранных накануне в экарте. По моим предположениям, этих денег должно было хватить на год… У меня были разнообразные таланты – так я, во всяком случае, думал; я мог набросать пейзаж, написать портрет, говорил на трех языках.