Сальватор. Том 2

Дюма-отец Александр

На следующий день после того, как эти слова были сказаны, Камилл получил во время своего разговора с Сальватором послание от мадемуазель Сюзанны де Вальженез, в котором говорилось:

«Салъватор дает мне миллион. Как можно скорее соберите вещи: в три часа мы отправляемся в Тавр».

Лакею, доставившему письмо, Камилл ответил: «Хорошо», затем разорвал записку, бросил клочки в камин и вышел.

Сейчас же вслед за тем одна из портьер в гостиной поднялась и в комнату стремительно вошла г-жа де Розан. Она направилась прямо к камину, собрала обрывки письма и вернулась к себе в спальню.

Спустя пять минут она сложила письмо из клочков и прочла его. По ее щекам скатились две слезы, но то были слезы стыда, а не огорчения. Ее провели!

Креолка посидела некоторое время в кресле, закрыв лицо руками. Она плакала и мучительно соображала, что предпринять.

Решительно поднявшись, она стала ходить взад и вперед по гостиной, судорожно сцепив руки и нахмурившись. Время от времени она останавливалась и проводила рукой по лбу, словно собираясь с мыслями.

Наконец она остановилась и оперлась на угол камина, утомленная, но не сломленная.

– Они не уедут! – вскричала она. – Скорее, я брошусь под колеса их экипажа.

Она позвонила камеристке.

Та появилась на пороге и спросила:

– Что угодно госпоже?

– Что мне угодно? – удивилась креолка. – Да ничего! Почему вы спрашиваете?

– Разве госпожа не звонила?

– Ах да, звонила, но не помню зачем.

– Госпожа не заболела? – спросила камеристка, поразившись тому, до чего бледна хозяйка.

– Да нет, я не больна, – порывисто отвечала г-жа де Розан. – Я никогда еще так хорошо себя не чувствовала.

– Если я не нужна госпоже, – продолжала камеристка, – я могу удалиться.

– Да, вы мне не нужны. То есть… Погодите-ка… Да, я хочу кое о чем вас спросить. Вы родом из Нормандии?

– Да, мадам.

– Из какого города?

– Из Руана.

– Это далеко от Парижа?

– Около тридцати лье.

– А от Тавра?

– Почти столько же.

– Хорошо, можете идти.

«Зачем мешать их отъезду? – вдруг подумала креолка. – Разве у меня есть неоспоримое доказательство его неверности или предательства, кроме как мои предчувствия? Мне нужно более неопровержимое, материальное доказательство! Где его взять? Сказать ему: „Я все знаю. Завтра ты уезжаешь с ней! Не уезжай или берегись!“ А он все будет отрицать, как раньше!

Пойти к этой Сюзанне и сказать: «Вы мерзавка, вы отнимаете у меня мужа!» А она посмеется надо мной, расскажет и ему о моем приходе, то-то они повеселятся вдвоем! Камилл станет надо мной потешаться. В чем же секрет этого чудовища? Как она заставила так сильно и скоро себя полюбить? В чем ее обаяние?

Разве она так же молода, смугла, хороша, как я?»

Продолжая над этим размышлять, креолка приблизилась к псише 29 и долго в него смотрелась, желая себя убедить в том, что страдание не умалило ее красоты и она вполне могла соперничать с мадемуазель Сюзанной де Вальженез.

29.

Большое наклонное зеркало на ножках

Но вот из ее глаз снова брызнули слезы. – Нет! – рыдающим голосом выкрикнула она. – Никогда мне не понять, как он мог полюбить эту женщину!.. Что же делать? Попытаться увезти его силой, так он убежит с дороги и они снова встретятся! Но даже если он согласится поехать со мной, любви все равно конец. А он вернется нынче вечером, порхающий, беззаботный, как всегда. Поцелует меня в лоб, как каждый вечер. О, предатель! Лживый и трусливый Камилл. Нет, я не позову тебя за собой. Я сама буду следовать за тобой тенью до тех пор, пока не получу доказательства твоего преступления!

Перестань колотиться, мое сердце: час расплаты еще не наступил С этими словами молодая женщина поспешно вытерла слезы и стала обдумывать план мести.

Не будем ей мешать, пусть подумает до вечера, мы же вернемся к ней вместе с Камиллом. Вот он, розовощекий и беззаботный, впорхнул к ней в спальню.

Когда он вошел, она, как и накануне, стояла посреди комнаты. Поцеловав ее в лоб, он задал привычный вопрос:

– Как?! Ты еще не ложилась, дорогая? Да ведь уже час ночи, прелесть моя!

– Какое это имеет значение? – холодно отозвалась г-жа де Розан.

– Для меня это имеет значение, любовь моя, – продолжал Камилл, выговаривая подчеркнуто ласково. – Через неделю нам предстоит долгое и утомительное путешествие, тебе понадобятся все твои силы.

– Кто знает, будет ли это путешествие долгим? – вполголоса возразила креолка, словно размышляя вслух.

– Да я знаю! – воскликнул Камилл, не догадываясь о том, что творится в душе у жены. – Ведь я несколько раз переезжал из Парижа в Луизиану, да и ты однажды проделала этот путь и, должно быть, не забыла, как он труден.

– Мы любили тогда друг друга, Камилл! – с горькой усмешкой проговорила креолка. – Вот почему путешествие показалось мне недолгим.

– Я постараюсь, чтобы на сей раз оно тебе показалось еще короче! – галантно произнес Камилл, снова целуя жену в лоб. – А пока доброй ночи, девочка моя! Я целый день занимался покупками и просто валюсь с ног.

– Прощай, Камилл, – холодно отозвалась г-жа де Розан.

Американский джентльмен удалился в свои апартаменты, не заметив ни смущения, ни бледности жены.

На следующее утро креолка в сопровождении камеристки села в наемный экипаж и приказала отвезти себя к книгоиздателю Пале-Рояля, где купила почтовую книгу.

Затем она снова села в карету и на вопрос кучера, куда ее везти, приказала:

– К каретнику.

Кучер огрел лошадей кнутом и повез ее на улицу Пепиньер.

– Сударь! – обратилась креолка к каретнику. – Мне нужна дорожная коляска.

– Этого добра у меня хватает, – отвечал тот. – Угодно ли госпоже взглянуть?

– Ни к чему, сударь, я полагаюсь на ваш выбор.