Сальватор. Том 2
Шрифт:
XXXII.
Глава, в которой святоша убивает вольтерьянца
Мы оставили нашего друга Петруса сиделкой у графа Эрбеля, его дяди. Оттуда он написал Регине, что приступ подагры у дяди миновал, что он сам снова свободен и скоро увидит свою прекрасную подругу.
Но подагра, увы, похожа на кредиторов: она отпускает вас только перед смертью, то есть когда ничего другого уже не остается.
Итак, приступ подагры у графа Эрбеля отнюдь не собирался проходить так скоро, как о том мечтал его племянник; напротив, он возобновлялся все чаще, и генерал в иные минуты подумывал о том, чтобы сыграть с подагрой шутку, пустив себе пулю в лоб.
Петрус нежно любил дядюшку. Он угадал, о чем тот думает, и несколькими добрыми словами, сказанными от души, а также невольно выкатившейся слезой смягчил сердце генерала до такой степени, что тот отказался от своего ужасного плана.
На том они и порешили, как вдруг в комнату, где лежал граф, влетела, словно ураган, маркиза де Латурнель, одетая в черное с головы до пят.
– О! – вскричал граф Эрбель. – Неужели смерть близка, если посылает мне самое большое испытание?
– Дорогой генерал! – начала маркиза де Латурнель, попытавшись изобразить волнение.
– В чем дело? – оборвал ее граф. – Не могли бы вы дать мне умереть спокойно, маркиза?
– Генерал, вы знаете о несчастьях, постигших дом ЛамотГуданов!..
– Понимаю, – нахмурился граф Эрбель и закусил губу. – Вы прознали, что мы с племянником искали наикратчайший путь к смерти, и пришли сократить мои дни.
– Что-то вы нынче не в духе, генерал.
– Согласитесь, есть от чего, – отвечал генерал, переводя взгляд с маркизы на свою ногу, – подагра и…
Он чуть было не сказал «и вы», но спохватился и продолжал:
– Что вам угодно?
– Вы согласны меня выслушать? – обрадовалась маркиза.
– А разве у меня есть выбор? – пожал плечами граф.
Он повернулся к племяннику и продолжал:
– Петрус! Ты уже три дня не выходил на воздух. Освобождаю тебя на два часа, дорогой. Я знаю, как любит поговорить маркиза, и не сомневаюсь, что она доставит мне удовольствие сегодняшней беседой вплоть до твоего возвращения. Но не больше двух часов, слышишь? Иначе я за себя не отвечаю.
– Я буду здесь через час, дядя! – воскликнул Петрус, сердечно пожимая генералу руки. – Я только зайду к себе.
– Ба! – вскричал тот. – Если тебе надо с кем-нибудь повидаться, не стесняйся.
– Спасибо, добрый дядюшка! – поблагодарил молодой человек, поклонился маркизе и вышел.
– Теперь мы остались вдвоем, маркиза! – наполовину всерьез, наполовину насмешливо промолвил граф Эрбель, когда племянник удалился. – Ну, скажите откровенно, раз мы одни: вы ведь хотите сократить мои дни, не так ли?
– Я не желаю смерти грешника, генерал! – слащаво пропела святоша.
– Теперь, когда ваш сын граф Рапт…
– Наш сын, – поспешила поправить маркиза де Латурнель.
– Теперь, когда ваш сын граф Рапт предстал перед Высшим судом, – не сдавался генерал, – вы не станете просить меня оставить ему наследство.
– Речь не идет о вашем наследстве, генерал.
– Теперь, – продолжал граф Эрбель, не обращая ни малейшего внимания на слова маркизы, – теперь, когда ваш прославленный брат, маршал де Ламот-Гудан, умер, вы, не станете меня просить поддержать его, как во время вашего последнего визита, чтобы протащить один из чудовищных законов, которыми пользуются народы, когда хотят бросить королей в тюрьму или отправить в изгнание, королевские венцы развеять по ветру, а троны сбросить в реку. Итак, если вы пришли поговорить не о графе Рапте и не о маршале де Ламот-Гудане, то чему же я обязан вашим визитом?
– Генерал! – жалобно проговорила маркиза. – Я много выстрадала, состарилась, изменилась с тех пор, как на меня обрушились несчастья! Я пришла не для того, чтобы говорить о своем брате или нашем сыне…
– Вашем сыне! – нетерпеливо перебил ее граф Эрбель.
– Я пришла поговорить о себе, генерал.
– О вас, маркиза? – недоверчиво взглянув на маркизу, спросил генерал.
– О себе и о вас, генерал.
– Ну, держись! – пробормотал граф Эрбель. – Какую же приятную тему мы можем с вами обсудить, маркиза? – продолжал он громче. – Какой вопрос вас интересует?
– Друг мой! – медовым голосом заговорила маркиза де Латурнель, окинув генерала взглядом, полным любви. – Друг мой, мы уже немолоды!
– Кому вы это рассказываете, маркиза! – вздохнул генерал.
– Не настало ли для вас время исправить ошибки нашей юности, – слащавым тоном продолжала г-жа де Латурнель. – Для меня этот час пробил давно.
– Что вы называете часом исправления ошибок, маркиза? – недоверчиво спросил граф Эрбель и насупился. – На часах какой церкви вы услышали, что он пробил?
– Не пора ли, генерал, вспомнить, что в молодости мы были нежными друзьями?
– Откровенно говоря, маркиза, я не считаю, что об этом нужно вспоминать.
– Вы отрицаете, что любили меня?
– Я не отрицаю, маркиза, я забыл.
– Вы оспариваете у меня права, которые я имею на вашу память?
– Категорически, маркиза, за давностью.
– Вы стали очень злым человеком, друг мой.
– Как вам известно, когда старость придет, так и черт в монастырь пойдет, а старики со временем как раз обращаются в чертей. Раз уж вы так хотите, я вам сейчас покажу свое раздвоенное копыто.
– Значит, вы ни в чем себя не упрекаете?
– Простите, маркиза, я знаю за собой один грех.
– Какой же?
– Отнимаю у вас драгоценное время.
– Вы таким образом хотите от меня избавиться, – рассердилась маркиза.
– Избавиться от вас, маркиза! – с добродушным видом повторил граф Эрбель. – Избавиться!.. Слово-то какое отвратительное! И как вы могли такое сказать!.. Да кто, черт возьми, собирается от вас избавляться?
– Вы! – заметила г-жа де Латурнель. – С той самой минуты, как я сюда вошла, вы только и думаете, как бы наговорить мне дерзостей.