Сальватор
Шрифт:
Часы на башне дворца Инвалидов пробили три четверти шестого.
Еще не смолк звук последнего удара, как жалюзи отодвинулись и в окне показалась белокурая головка Абей.
Абей всегда была предвестницей Регины, словно святой Иоанн шел впереди Иисуса. И позади детской головки тут же показалось лицо молодой женщины.
По ее первому взгляду Петрюс понял, что она знала о том, что он был здесь.
Сколько же времени он тут простоял? Вот это-то Петрюс и забыл, этого он не смог бы сказать.
Что же касается Регины, то глаза ее говорили ясно: «Здесь нет моей вины, меня увезли. Мне не хотелось уходить из дома, я знала, что ты придешь, я ждала тебя. Прости меня за то, что не смогла вернуться пораньше, но теперь я здесь…»
Потом Регина улыбнулась, словно бы говоря: «Будь спокоен, любимый, я учту, что ты долго меня ждал, и приготовила тебе сюрприз».
Петрюс соединил руки.
Что это был за сюрприз?
Регина продолжала улыбаться.
Петрюс уже забыл о том, что уходит время, что дядя ждет его на ужин, что дядя, как Людовик XIV, очень сердился, когда его заставляли ждать.
Наконец Регина вынула розу из белокурых волос Абей, поднесла ее к губам, уронила, послав воздушный поцелуй, и закрыла ставни.
Петрюс вскрикнул от радости: неужели он ночью увидится с Региной.
Затем, когда жалюзи закрылись, он, послав тысячу поцелуев в обмен на поцелуй любимой, вспомнил о дяде. Вынув из кармашка жилета часы, он взглянул на них.
Было без пяти минут шесть!
Петрюс бросился бежать на улицу Плюме, подпрыгивая, как лань.
Профессиональному бегуну потребовалось бы десять минут для того, чтобы преодолеть расстояние от дома Ламот-Удана до особняка Куртенэ. Но Петрюс пробежал его за семь минут.
Генерал Эрбель терпеливо ждал племянника целых две минуты. Но потом, устав ждать, он уже уселся было за стол, но тут послышались звуки звонка, объявившие, что прибыл опоздавший гость.
Генерал уже съел половину тарелки супа из креветок.
При виде опоздавшего брови генерала сдвинулись чересчур угрожающе. Его олимпийский гнев был настолько выразителен, что австрийский слуга генерала Франц, очень любивший Петрюса, стал уже тихонько молиться за молодого человека.
Но, взглянув на жалкое выражение лица племянника, генерал изобразил на своем лице привычную невозмутимость.
С Петрюса ручьями тек пот.
– Право слово! – сказал генерал. – Ты мог бы постоять в соседней комнате для того, чтобы дать стечь поту, мой мальчик. А теперь ты можешь замочить стул.
Петрюс воспринял легкую издевку дяди с веселостью.
Генерал мог изрыгать на него весь огонь ада: в сердце у Петрюса цвел рай.
Он взял руку дяди, поцеловал ее и уселся на стуле напротив.
Глава LXIX
Весна, молодость года! Молодость, весна жизни!
В девять часов вечера Петрюс распрощался с дядей и снова пошел вверх по улице отр-Дам-де– Шам.
Прежде чем войти в дом, он поднял голову и посмотрел на свою бедную мастерскую, которой суждено было через пять дней познать полное опустошение, и увидел, что там горит свет.
– Это Жан Робер или Людовик, – прошептал он.
И он пошел к себе, кивнув консьержу. Это должно было означать: «Я ключ не беру, поскольку меня уже ждут».
Юноша оказался прав: его ждал Жан Робер.
Едва Петрюс показался на пороге, как Жан Робер бросился к нему в объятия с криком:
– Успех, дорогой Петрюс! Успех!
– Какой успех? – спросил Петрюс.
– Когда я говорю «успех», – продолжал Робер, – я должен говорить это с восторгом.
– О чем это ты? Ну, говори же скорей! – попросил Петрюс с улыбкой. – Ведь если у тебя успех, я должен аплодировать. Если у тебя восторг, я хочу разделить его с тобой.
– Как это – какой успех? Как это – какой восторг?! Ты что же, забыл уже о том, что сегодня утром я читал свою пьесу артистам театра «Порт-Сен-Мартен»?..
– Я не мог этого забыть, поскольку ничего не знал. Значит, говоришь, восторженный успех?
– Успех огромный, друг мой! Они все с ума посходили. Во втором акте Данте встал и пожал мне руку. В третьем Беатриче поцеловала меня. Ты ведь знаешь, что роль Беатриче исполняет Дорваль. Наконец, когда чтение закончилось, все, кто слушал: актеры, директор, режиссер, суфлер – все бросились обнимать меня.
– Браво, мой дорогой!
– И я пришел к тебе поделиться моей радостью.
– Спасибо. Твой успех меня радует, но ничуть не удивляет. Мы ведь с Людовиком предсказали его тебе.
И Петрюс вздохнул.
Вернувшись в мастерскую, где он не был несколько дней, и увидев снова все те предметы искусства и фантазии, которые с таким трудом были здесь собраны, Петрюс подумал, что ему придется всего этого лишиться. И радость Жана Робера заставила его горестно вздохнуть.
– Слушай! – сказал Жан Робер. – Ты вернулся из Сен-Мало очень грустным, и теперь мой черед спросить тебя: «Что случилось?»
– А я, в свою очередь, должен ответить: «Ты что же, забыл?»
– О чем?
– Признаюсь тебе, что при виде всех этих вещей, всех этих безделушек, всех этих сундуков и предметов мебели, с которыми мне придется расстаться, у меня пропадает смелость и саднит сердце.
– Ты сказал, что расстаешься со всем этим?
– Конечно.
– Значит, ты собираешься снять меблированную комнату? Или собираешься уехать путешествовать?
– Как, ты ничего не знаешь?
– Что именно?
– Сальватор ничего тебе не говорил?
– Ладно, в таком случае давай лучше поговорим о твоей пьесе.