Сальватор
Шрифт:
Эта крайняя мера явно не устраивала короля.
Он снова покачал головой. Это движение означало, что он не согласен с мнением совета министров.
И тут, словно бы его осенило, король воскликнул:
– А не помиловать ли мне господина Сарранти? Тем самым я не только смогу наполовину уменьшить опасность бунта, но и, возможно, приобрету благодаря этому человеколюбивому поступку новых сторонников.
– Сир, – сказал господин де Пейронне. – Стерн был прав, когда сказал, что в душе Бурбонов нет ни капли ненависти.
– Кто так сказал? – переспросил Карл X,
– Один английский писатель, сир.
– Он жив?
– Нет, он умер шестьдесят лет тому назад.
– Этот писатель очень хорошо сказал, мсье, и я сожалею о том, что не был с ним знаком. Но не будем уходить в сторону от дел. Повторяю вам, вся эта история с господином Сарранти мне не совсем ясна. Я не хочу, чтобы потом говорили мне в упрек, что во время моего правления появились новые Кала и новые Лезюрки. Повторяю вам, что у меня есть большое желание помиловать господина Сарранти.
Министры, как и в первый раз, ничего на это не ответили.
Можно было подумать, что эти министры были восковыми фигурами из салона Кюртиюса, который в те времена еще существовал.
– Ну, – слегка раздраженно сказал король, – почему же вы молчите, господа?
Министр юстиции то ли потому, что был самым смелым из своих коллег, то ли потому, что помилование приговоренного к смерти человека касалось его лично больше других, сделал шаг к королю, поклонился и произнес:
– Сир, если Ваше Величество позволит мне свободно выразить мое мнение, я осмелюсь сказать, что помилование приговоренного судом к смерти человека может иметь печальное воздействие на умы преданных подданных короля. Все ждут казни господина Сарранти, словно он последний отпрыск бонапартизма, и его помилование будет расценено не как гуманный акт, а как признак слабости. Поэтому я умоляю вас, полагая, что, выражая свое личное мнение, я высказываю мнение всех моих коллег, предоставить правосудию возможность идти своим ходом.
– Действительно ли таковым является мнение совета? – спросил король.
Все министры в один голос заверили короля в том, что они разделяют мнение министра юстиции.
– Что ж, пусть будет по-вашему, – сказал король с оттенком безнадежности в голосе.
– В таком случае, – сказал префект полиции, переглянувшись с председателем совета министров, – король разрешает мне ввести в Париже осадное положение?
– Увы! Так, видимо, надо! – медленно ответил король. – Коль вы все такого же мнения. Хотя, сказать по совести, эта мера пресечения волнений кажется мне слишком крутой.
– Иногда приходится идти на строгости, сир, – сказал господин де Виллель. – Король слишком справедлив, чтобы не понять, что наступил момент прибегнуть именно к этим крутым мерам.
Король тяжело вздохнул.
– Теперь, – сказал префект полиции, – я осмелюсь выразить королю одно мое страстное желание.
– Какое же?
– Мне неизвестны намерения короля относительно завтрашнего дня.
– Черт побери! – сказал король. – Я собирался отправиться на охоту в Компьень, где великолепно провел бы время!
– В таком случае мое желание
– Гм! – произнес король и посмотрел поочередно на каждого члена своего правительства.
– Мы тоже так считаем, сир, – сказали министры. – Мы будем стоять вокруг короля, а король будет среди нас.
– Ладно, – сказал король, – не будем об этом больше.
И, вздохнув еще горестнее, чем когда-либо за вечер, он произнес:
– Пусть ко мне позовут моего обер-егермейстера.
– Ваше Величество собирается что-то приказать ему?
– Отложить охоту до другого раза, господа. Вы ведь именно этого хотите.
Затем, подняв глаза к небу, прошептал:
– О! Какая хорошая погода! Какое несчастье!
В этот самый момент к королю приблизился лакей.
– Сир, – сказал он. – Внизу стоит какой-то монах, который утверждает, что Ваше Величество разрешило ему приходить к вам в любое время дня и ночи.
– Как его имя?
– Аббат Доминик, сир.
– Это он! – воскликнул король. – Проведите его в мой кабинет.
Затем он обернулся к удивленным министрам.
– Господа, – сказал им король, – оставайтесь здесь до моего возвращения. Мне только что передали о прибытии некоего человека, который, возможно, сможет изменить ситуацию.
Министры удивленно переглянулись. Но приказ короля был столь категоричен, что им оставалось только повиноваться.
По пути в кабинет король встретил обер-егермейстера.
– Сир, что такое мне передали? – спросил тот. – Неужели завтрашняя охота не состоится?
– Об этом мы сейчас узнаем, – ответил Карл X. – А пока исполняйте только мои распоряжения.
И продолжил свой путь, наполовину успокоенный надеждой на то, что этот нежданный визит сможет внести изменения в те ужасные мероприятия, которые предлагали ему провести завтра.
Глава CXIII
В которой объясняется, почему господина Сарранти не оказалось в камере смертников
Войдя в свой кабинет, король первым делом увидел у противоположной стены комнаты смертельно бледного монаха, стоявшего неподвижно, словно мраморная статуя.
Не смея сесть, этот застывший и печальный человек прислонился к косяку двери, чтобы не упасть.
Увидев этот призрак, король остановился как вкопанный.
– А! – произнес Карл X. – Это вы, отец мой?
– Да, сир, – ответил священник таким слабым голосом, что можно было подумать, что говорит привидение.
– Но вы похожи на умирающего!
– Да, сир, на умирающего… Я только что, согласно данному мной обету, прошел пешком более восьмисот лье. На перевале горы Сенис я заболел, поскольку при переходе через Мареммы я подхватил малярию. Целый месяц я провалялся в какой-то таверне, находясь между жизнью и смертью. Но потом, поскольку нельзя было больше терять времени, поскольку день казни моего отца приближался, я снова пустился в путь. Рискуя умереть в придорожной канаве, я за сорок дней прошел сто пятьдесят лье и прибыл в Париж всего два часа тому назад…