Сальватор
Шрифт:
При этих словах король, казалось, проявил к словам префекта полиции больше внимания и с некоторым волнением в голосе спросил:
– Значит, опасность настолько реальна, господин префект?
– Да, сир, – твердым голосом ответил господин Делаво, к которому смелость возвращалась по мере того, как он видел, что на лице короля появлялось беспокойство.
– Объяснитесь, – сказал Карл X.
Затем, обернувшись к министрам и сделав им знак следовать за ним, произнес:
– Подойдите, господа.
И он подошел с ними к проему окон. Затем, обернувшись и увидев, что правительство было
– Объяснитесь.
– Сир, – снова заговорил тот, – если бы я опасался только похорон Манюэля, я не стал бы высказывать вам свои сомнения. Поскольку похороны назначены на двенадцать часов, я, приказав забрать тело часов в семь или восемь утра, сумел бы упредить народные волнения. Но я прошу короля подумать о том, что если довольно трудно подавить одно революционное движение, то уж никак нельзя остаться хозяином положения в том случае, когда к первому движению присоединяется еще одно.
– О каком движении вы говорите? – с удивлением спросил король.
– О движении бонапартистов, сир, – ответил префект полиции.
– Призрак! – воскликнул король. – Пугало, которым можно испугать только наивных женщин и детей! Время бонапартизма прошло, он умер вместе с господином де Буонапарте. Не будем говорить о нем точно так же, как и о палате депутатов, которая тоже умерла. Requiescat in pace! [22]
– Позвольте мне все же настоять на своем, сир, – твердо сказал префект полиции. – Бонапартистская партия жива и здорова, и в течение месяца она, если можно так выразиться, опустошила все оружейные лавки. Теперь оружейные заводы Сент-Этьена и Льежа работают только на нее.
22
«Requiescat in расе» (лат.) – «Да упокоится с миром». (Прим. изд.)
– Да что вы такое говорите?.. – произнес король с изумлением.
– Правду, сир.
– Тогда объясните все подробнее, – сказал король.
– Государь, завтра должна состояться казнь господина Сарранти.
– Господина Сарранти?.. Подождите, – сказал король, роясь в памяти. – По просьбе некоего монаха я, помнится, помиловал этого приговоренного к смерти человека.
– По просьбе его сына, попросившего у вас отсрочки в три месяца, которые нужны были ему для того, чтобы отправиться в Рим, откуда он, по его словам, должен был принести доказательство невиновности своего отца, вы отложили казнь.
– Так.
– Эти три месяца, сир, заканчиваются сегодня. И, согласно полученным мною приказам, завтра должна состояться казнь.
– Этот монах показался мне достойным молодым человеком, – задумчиво произнес король. – И он, судя по всему, был уверен в невиновности отца.
– Да, сир. Но он не только не предъявил никаких доказательств, но и сам до сих пор не появился.
– И завтра – последний день из того сорока, который он попросил и который я ему предоставил?
– Да, завтра, сир.
– Продолжайте.
– Так вот, сир, один из наиболее преданных императору
– Считаете ли вы, мсье, – спросил его Карл X, – что к человеку, который на самом деле является вором и убийцей, можно испытывать такую преданность?
– Сир, его приговорил к смерти суд.
– Хорошо, – сказал Карл X. – А вам известно, какими силами располагает генерал Лебатар де Премон?
– Значительными, сир.
– В таком случае противопоставьте ему силы, вдвое, втрое, вчетверо их превосходящие.
– Эти меры уже приняты, сир.
– Так чего же в таком случае вы опасаетесь? – спросил король нетерпеливо, глядя через стекло на небо.
Облако полностью исчезло. Лицо короля просветлело точно так же, как и небо.
– Я опасаюсь того, сир, – снова заговорил префект полиции, – что в один и тот же день должны произойти похороны Манюэля и казнь господина Сарранти. Что объединяются силы бонапартистов и якобинцев. Что речь идет о чести двух людей из двух партий. Что уже появились различные тревожные симптомы. Такие, как похищение одного из самых умелых и преданных Вашему Величеству полицейских.
– Кого же похитили? – спросил король.
– Господина Жакаля, сир.
– Как! – удивленно спросил король. – Пропал господин Жакаль?
– Да, сир.
– И когда это случилось?
– Часа три тому назад, сир. Его похитили по пути из Парижа в Сен-Клу, когда он направлялся в королевский дворец для того, чтобы обсудить со мной и министром юстиции новые факты, которые, как мне кажется, стали ему известны. Поэтому, сир, я имею честь, – продолжал префект полиции, – просить вас дать мне разрешение, во избежание непоправимых несчастий, объявить в Париже осадное положение.
Король ничего не ответил, а только покачал головой.
Видя, что король не спешит с ответом, министры хранили молчание.
А король молчал по двум причинам.
Прежде всего такие меры казались ему слишком серьезными.
Кроме того, он думал об этой охоте в Компьенском лесу, которую назначил три дня тому назад и которой заранее наслаждался: было бы трудно провести охоту со стрельбой в тот самый день, когда в Париже будет введено осадное положение.
Король Карл X следил за газетами оппозиции и прекрасно осознавал, что они не станут молчать, когда им предоставится такая отличная возможность для нападок на правительство.
Невозможно было представить, чтобы в один и тот же день в Париже было введено осадное положение, а король отправился охотиться в Компьень. Следовало либо отказаться от охоты, либо не вводить чрезвычайное положение.
– Ну, господа, – спросил король, – что думают ваши превосходительства о предложении господина префекта полиции?
К огромному удивлению короля, все министры единогласно высказались за введение осадного положения.
Поскольку кабинет министров Виллеля, сидя наверху уже целых пять лет, чувствовал глухое сотрясение земли, следующие друг за другом толчки и только и ждал подходящего случая для того, чтобы дать стране генеральное сражение.