Сальватор
Шрифт:
И только тогда позволил себе передохнуть… Сердце его билось так часто, что ему в какой-то момент показалось, что оно вот-вот разорвется. Он несколько секунд простоял, прижав руку к груди, стараясь наладить дыхание. Затем, избегнув опасности умереть от нехватки воздуха, начал заниматься теми важнейшими операциями по подготовке к отъезду, которые называются укладкой чемоданов.
Любой человек, оказавшийся в этот момент в спальне, даже не очень сообразительный, понял бы, что господин Жерар преступник, только по одному тому, как бессмысленно он выполнял работу, которая обычно требует взвешенного подхода к себе: он бросал в чемодан безо всякого порядка и разбору нательное белье и верхнюю одежду, выхватывая все это из зеркального комода и из ящичков комода, смешивая в одну кучу чулки и ложные воротнички, рубашки и жилеты, запихивая сапоги в карманы одежд, башмаки в рукава рединготов. При малейшем им же производимом шуме он вздрагивал, останавливался, чтобы вытереть бледное лицо, покрытое потом, рубашкой или салфеткой.
Когда пришла пора застегивать чемодан, он оказался настолько набитым, что господину Жерару никак не удавалось закрыть крышку и запереть его на замок. И напрасно он прикладывал все свои силы. Тогда он выхватил из чемодана охапку белья и одежд, швырнул их на пол и только после этого смог закрыть чемодан.
После этого он открыл секретер, вынул из запертого на два оборота ящичка бумажник, в котором было на два или три миллиона ценных бумаг, выпущенных банками Австрии и Англии и которые он держал там на тот случай, если ему все-таки придется бежать из Франции.
Отвязал два двуствольных пистолета, висевших у изголовья его кровати на расстоянии вытянутой руки, быстро сбежал вниз по лестнице, помчался на конюшню, запряг двух лошадей в коляску, на которой собирался добраться до Сен-Клу. А там он рассчитывал взять почтовых лошадей, оставив своих почтовому смотрителю и попросив его позаботиться о них до его возвращения, и направиться по дороге в Бельгию.
За двадцать часов, оплатив ямщикам двойную цену, он смог бы оказаться за границей.
Когда лошади были запряжены, он сунул пистолеты в карманы коляски, открыл ворота, чтобы не вылезать из коляски при выезде из имения, и поднялся наверх за чемоданом.
Чемодан оказался неимоверно тяжелым. Господин Жерар приложил немало сил, чтобы взгромоздить его на плечо, но потом понял, что занимается бесполезной работой.
И поэтому решил волочить чемодан по лестнице.
Но в тот момент, когда он уже нагнулся, чтобы взяться за кожаную ручку, ему послышался слабый шум. Словно шорох платья на лестнице.
Он живо обернулся.
В темном проеме двери показалась какая-то белая фигура.
Дверь походила на нишу, а белая фигура на статую.
Что значило это видение?
Что бы это ни было, но господин Жерар попятился.
Видение словно бы с трудом оторвало ноги от пола и сделало два шага вперед.
Если бы не присутствовала плоская и гнусная рожа убийцы, можно было бы подумать, что это – сцена из спектакля «Дон Жуан». Та самая, когда командор, беззвучно шагая по каменным плитам зала для пиршеств, заставляет отступать своего перепуганного гостя.
– Кто здесь? – спросил наконец господин Жерар, от страха кляцнув зубами.
– Я, – ответил призрак таким глухим голосом, что можно было подумать, что этот голос доносится из глубины склепа.
– Вы? – спросил господин Жерар, вытянув шею и весь обратившись в слух, безуспешно стараясь признать личность незнакомца, поскольку ужас мешал ему видеть. – Но кто вы?
Призрак ничего не ответил, а снова сделал два шага. Войдя в трепетный круг света, который образовывала свеча, он откинул капюшон.
Действительно, это был призрак: никогда еще худоба не властвовала столь деспотично над человеческим созданием. Никогда ни одно человеческое лицо не было столь смертельно-бледным.
– Монах! – воскликнул убийца голосом, которым мог бы вполне произнести: «Я погиб!»
– А! Вы наконец-то меня узнали! – произнес аббат Доминик.
– Да… Да… Да… Я вас узнал!.. – пролепетал господин Жерар.
Затем, подумав о том, что монах с виду явно слаб, вспомнив о набожном и утомительном странствии, которое тот только что совершил, он произнес, немного осмелев:
– Что вам от меня нужно?
– Сейчас скажу, – мягко ответил аббат.
– Нет, не сейчас, – сказал господин Жерар. – Завтра… Послезавтра.
– Почему не сейчас?
– Потому что я уезжаю из Парижа на сутки. Потому что я очень тороплюсь уехать и потому что не могу ни на секунду отложить мой отъезд.
– И все же вы должны меня выслушать, – твердым голосом произнес монах.
– В другой день, но не сегодня, не сейчас.
И господин Жерар взялся за чемодан. Он сделал два шага по направлению к двери, волоча за собой чемодан.
Монах отступил и загородил телом дверь.
– Вы не уйдете! – сказал он.
– Дайте мне пройти! – завопил убийца.
– Нет, – сказал монах тихо, но твердо.
Тут господин Жерар понял, что между ним и этим живым призраком должно произойти нечто ужасное.
Он бросил взгляд на то место, где обычно висели его пистолеты.
Но ведь он только что сам отвязал их и положил в коляску!
Он осмотрелся, нет ли под рукой какого другого оружия.
Но ничего не нашел.
Тогда он начал лихорадочно шарить в карманах в надежде найти там нож.
Но не нашел.
– Да, – сказал монах, – вам хотелось бы убить меня так же, как вы убили своего племянника, не так ли? Но, даже если у вас и было бы оружие, вы не смогли бы меня убить! Господь хочет, чтобы я жил!
Увидев решительное выражение лица монаха, услышав его торжественный голос, господин Жерар почувствовал, как страх снова овладевает им.
– А теперь, – произнес монах, – будете ли вы меня слушать?
– Да говорите же! – сказал господин Жерар, скрипнув зубами.
– Я пришел к вам, чтобы в последний раз, – сказал монах грустным голосом, – спросить у вас разрешения нарушить тайну вашей исповеди.
– Но вы требуете моей смерти! Это значило бы отправить меня на эшафот! Никогда! Никогда!