Сальватор
Шрифт:
Один из этих вновь появившихся людей протянул руку и произнес одно только слово:
– Стойте!
Услышав это, тот из братьев, кому было поручено привести приговор в исполнение – а этим братом был не кто иной, как Жан Торо, – отпустил господина Жакаля, который рухнул на колени и радостно и удивленно вскрикнул, признав в человеке, только что произнесшем слово «Стойте!», Сальватора.
Действительно, это был Сальватор в сопровождении того человека, которого генерал Лебатар де Премон направил с приказом начальника полиции, где предписывалось освободить Сальватора.
– Ах, мсье Сальватор! – воскликнул господин Жакаль в порыве признательности. – Я обязан вам жизнью!
– И уже во второй раз, насколько мне помнится, – сурово ответил молодой человек.
– Во второй, в третий, – поспешил подтвердить господин Жакаль. – Признаю это перед лицом Бога в присутствии этого инструмента казни. Можете испытать мою признательность и увидите, что я не могу быть неблагодарным.
– Ладно, а пока… Люди, среди которых вы теперь находитесь, мсье Жакаль, не привыкли терять время и откладывать что-то на потом. Следуйте за мной, пожалуйста.
– О, с удовольствием, – сказал господин Жакаль, бросив последний взгляд на болтающуюся над ямой петлю.
И он поторопился вслед за Сальватором, пройдя не без дрожи мимо Жана Торо, который тяжелой поступью последовал за господином Жакалем, словно бы подчеркивая, что тот еще не до конца избавился от угрозы, которую таили в себе веревка и яма, от которой они удалялись.
Через несколько секунд они снова пришли на то самое место, где господин Жакаль пускался на всяческие уловки с завещанием, стараясь оттянуть время казни.
Карбонарии были на месте и что-то обсуждали вполголоса.
Люди расступились и пропустили в центр круга Сальватора, господина Жакаля и следовавшего за ним, словно тень, и наводящего ужас на начальника полиции Жана Торо.
Господин Жакаль, к своему большому огорчению, заметил, что при виде его глаза присутствующих загорелись мрачным огнем, лица нахмурились, словно бы для всех его появление было сюрпризом, никому не приносящим удовлетворение.
Действительно, во всех устремившихся на него взглядах читался немой вопрос: «Почему вы снова привели к нам этого человека?»
– Да-да. Я вас прекрасно понимаю, братья, – сказал Сальватор. – Вы удивлены тем, что снова видите среди вас господина Жакаля в тот момент, когда предполагали, что он отдает душу Богу или дьяволу. Но вот о чем я подумал и вот причина того, что господин Жакаль пока, не буду зарекаться на будущее, все еще жив: я понял, что мертвый господин Жакаль не принесет нам никакой пользы, а живой господин Жакаль может быть нам, напротив, очень полезен. Имея в виду, что он проявит добрую волю, в которой я, зная его характер, нисколько не сомневаюсь. Не так ли, мсье Жакаль? – добавил Сальватор, повернувшись к начальнику полиции. – Вы ведь постараетесь сделать все от вас зависящее?
– Вы ответили за меня, мсье Сальватор. Я не подведу вас, будьте спокойны. Однако же я взываю к вашей порядочности в надежде, что вы не заставите меня делать то, чего я никак не смогу.
Сальватор кивнул, словно говоря этим: «Будьте покойны».
Затем, повернувшись к карбонариям:
– Братья, – произнес он. – Поскольку человек, который мог сорвать наши планы, находится перед нами, я не вижу причин, по которым мы не могли бы их обсудить в его присутствии. Господин Жакаль может дать нам хороший совет, и не сомневаюсь в том, что он поправит нас, когда мы ошибемся.
Господин Жакаль подтвердил эти слова кивком головы.
Молодой человек обернулся к нему.
– Казнь по-прежнему назначена на завтра? – спросил он.
– Да, на завтра, – ответил господин Жакаль.
– На четыре часа пополудни?
– На четыре часа, – повторил господин Жакаль.
– Хорошо, – сказал Сальватор.
Затем, посмотрев направо и налево, Сальватор обратился к спутнику господина Жакаля по подземелью.
– Что вы сделали в предвидении этого, брат?
– Вот что, – ответил карбонарий. – Я снял напрокат все окна второго этажа на набережной Пеллетье и все окна домов, выходящих на Гревскую площадь, начиная с мансард и кончая первыми этажами.
– Но, – произнес господин Жакаль, – вам это должно было обойтись в кругленькую сумму!
– Пустяки: это стоило мне всего-навсего сто пятьдесят тысяч франков.
– Продолжайте, брат, – сказал Сальватор.
– У меня в распоряжении четыреста окон, – продолжил карбонарий. – Если поставить по три человека на окно, получится тысяча двести человек. Я поставил четыре сотни человек на улице Мутон, улице Жан-де-Лепин, на улице Ваннери, на улице Мартруа и на улице Таннери. То есть на всех выходах на площадь Ратуши. Еще две сотни человек расположены между воротами тюрьмы «Консьержери» и Гревской площадью. Каждый из них вооружен кинжалом и парой пистолетов.
– Дьявольщина! Это вам должно было обойтись намного дороже, чем снять четыреста окон!
– Ошибаетесь, мсье, – ответил карбонарий. – Мне это ничего не стоило: окна можно купить, сердца же не покупаются.
– Продолжайте, – сказал Сальватор.
– Вот как все должно будет произойти, – продолжил карбонарий. – Горожане, зеваки, женщины, дети по мере того, как кортеж будет приближаться к площади, будут оттеснены нашими людьми в сторону Гревской набережной и моста Сен-Мишель. Они ни в коем случае не смогут замешаться в наши ряды.
Господин Жакаль слушал все это с большим вниманием и огромным удивлением.
– Повозка с пленником в сопровождении эскорта жандармов выедет из «Консьержери» приблизительно в половине четвертого. Она направится к Гревской площади по набережной Цветов и проедет беспрепятственно до конца моста Сен-Мишель. Там один из моих индусов бросится под колеса и повозка раздавит его.
– А! – прервал его господин Жакаль. – Я имею честь говорить, если не ошибаюсь, с господином генералом Лебатаром де Премоном?