Сальватор
Шрифт:
Чтобы г-н Жакаль не чувствовал себя оставленным, он положил ему руку на плечо.
Другой незнакомец уже влез наверх и алмазом вырезал стекло на уровне оконной задвижки.
Просунув руку в образовавшееся отверстие, он отпер окно.
После этого он подал знак товарищу, ждавшему внизу.
— Перед вами лестница, — сказал тот г-ну Жакалю. — Поднимайтесь!
Господин Жакаль не заставил повторять приглашение. Он поднял ногу и встал на нижнюю перекладину.
— Считайте, что вы дважды мертвец, если издадите хоть звук, — предупредил незнакомец.
Господин Жакаль кивнул в знак того, что все понял, а про себя подумал:
«Решается моя судьба: развязка близка».
Впрочем, это не помешало ему подняться по лестнице в полной тишине, да так ловко, словно у него не были завязаны глаза и дело происходило средь белого дня, настолько для г-на Жакаля это было привычное занятие.
Он на всякий случай стал считать перекладины и насчитал их семнадцать, когда очутился на самом верху лестницы. Его ждал человек, отворивший окно; любезно подставив руку, он приказал:
— Перешагивайте!
Господин Жакаль и не думал возражать.
Он сделал все, что было велено.
Следовавший за ним человек сделал то же.
Тогда тот, что шел впереди — а его единственной целью было, как видно, проложить им путь и помочь г-ну Жакалю подняться наверх, — снова спустился и положил лестницу на крышу кареты. К своему величайшему ужасу, г-н Жакаль услышал, как лошади галопом поскакали прочь.
«Вот я оказался заперт, — подумал он. — Но где? Уж во всяком случае не в погребе, раз мне пришлось подняться на семнадцать ступеней. Развязка все ближе».
Он обратился к спутнику с вопросом:
— Не будет ли с моей стороны нескромностью узнать, подошла ли наша маленькая прогулка к концу?
— Нет! — отозвался тот, кто, судя по голосу, сидел с ним в карете и, очевидно, решил быть его телохранителем.
— Долго ли нам еще предстоит путешествовать?
— Мы будем на месте примерно через три четверти часа.
— Так мы снова поедем в карете?
— Нет.
— Стало быть, нас ждет пешая прогулка?
— Вот именно!
«А-а! — подумал г-н Жакаль. — Все окончательно запутывается. Три четверти часа ходить в помещении, да еще во втором этаже! Как бы огромен и живописен ни был этот дом, такая долгая прогулка по нему может показаться утомительной. Все это более чем странно! Куда же мы придем?»
В эту минуту г-ну Жакалю показалось, что сквозь повязку на глазах пробивается свет. Это натолкнуло его на мысль, что его спутник снова зажег фонарь.
Он почувствовал, как кто-то взял его за руку.
— Идемте, — пригласил его проводник.
— Куда мы идем? — спросил г-н Жакаль.
— Вы очень любопытны, — заметил тот.
— Я, может быть, не так выразился, — спохватился начальник полиции. — Я хотел сказать: «Как мы пойдем?»
— Говорите тише, сударь! — послышался голос.
«О-о! Похоже, в доме кто-то живет», — предположил г-н Жакаль.
И он продолжал в том же тоне, что и его собеседник, то есть несколько тише, как ему и было приказано:
— Я хотел спросить, сударь, как мы пойдем, то есть по какой дороге, предстоит нам подниматься или спускаться?
— Мы спустимся.
— Хорошо. Если дело лишь в том, чтобы спуститься, давайте спустимся.
Господин Жакаль старался говорить в шутливом тоне, чтобы казаться хладнокровным. Однако на душе у него было неспокойно. Сердце его готово было вырваться из груди, и в темноте, обступавшей его со всех сторон, он подумал о тех, кто путешествует свободно, в ярком свете луны, per amica silentia lunae [52] , как сказал Вергилий.
52
При дружественном молчании луны (лат.).
Надо сказать, что это меланхолическое размышление было недолгим.
К тому же произошло нечто такое, что отвлекло г-на Жакаля.
Ему почудились приближающиеся шаги. Его спутник чуть слышно обменялся несколькими словами с вновь прибывшим, которого, видимо, ждали как проводника по лабиринту, куда им предстояло углубиться; проводник отворил дверь и начал спускаться по лестнице.
У господина Жакаля не осталось больше сомнений, когда его спутник сказал:
— Возьмитесь за перила, сударь.
Начальник полиции снова стал считать ступени, как он это делал, когда поднимался.
Их было сорок три.
Эти сорок три ступени привели в мощеный двор.
Во дворе находился колодец.
Человек с фонарем направился к колодцу; г-н Жакаль, подталкиваемый проводником, шел следом.
Человек с фонарем склонился над краем колодца и крикнул:
— Эй, вы там?
— Да! — отозвался голос, заставивший г-на Жакаля вздрогнуть: казалось, он доносится из самых недр земли.
Человек поставил фонарь на край колодца, взялся за конец веревки и потянул на себя, будто доставая из колодца ведро. Но вместо ведра на конце веревки оказалась огромная корзина, способная вместить человека или даже двух.
Как ни старался человек действовать бесшумно, блок, очевидно, давно не смазывали, и он жалобно скрипнул.
Господин Жакаль сейчас же узнал этот звук, и по всему его телу пробежал озноб.
Однако он не успел взять себя в руки, как ни старался: едва корзина оказалась на земле, его толкнули внутрь, приподняли, и корзина закачалась в воздухе, а затем начальника полиции стали спускать в колодец с быстротой и ловкостью: можно было подумать, что он имеет дело с горняками.
Господин Жакаль не сдержался и издал вздох, похожий скорее на стон.
— Не вздумайте кричать, — строго предупредил полицейского знакомый голос его провожатого, — иначе я отпущу веревку!
Такое предупреждение заставило г-на Жакаля вздрогнуть, но вместе с тем отбило желание издавать какие бы то ни было звуки.
«В конце концов, — решил он, — если бы они хотели бросить меня в колодец, они не стали бы угрожать или спускать меня в корзине. Но куда, черт возьми, они ведут меня этим дурацким путем? На дне колодца может быть только вода».
Вдруг его осенило: он вспомнил, как спускался в Говорящий колодец.