Сальватор
Шрифт:
Госпожа де Латурнель только что вышла, и граф застал в кабинете одного Бордье.
— Вы вернулись вовремя, господин граф, — сказал секретарь, — я с нетерпением вас ожидаю.
— Что случилось, Бордье? — спросил г-н Рапт, бросив шляпу на стол и опустившись в кресло.
— Мы еще не закончили с избирателями.
— Как?!
— Я освободил вас от всех посетителей, но одного выпроводить не смог.
— Он известен?
— Насколько может быть известен буржуа. У него около ста голосов.
— Как его зовут?
— Бревер.
— Чем занимается этот Бревер?
— Он пивовар.
— Так вот почему в квартале его прозвали Кромвелем?
— Да, господин граф.
— Фу! — с отвращением вскрикнул г-н Рапт. — И чего хочет этот торговец пивом?
— Не могу сказать точно, чего он хочет, знаю только, чего он не хочет: уходить.
— Да чего он просит?
— Встречи с вами! Уверяет, что не уберется, даже если ему придется ждать всю ночь.
— Говорите, у него в кармане сто голосов?
— Не меньше ста, господин граф.
— Значит, его непременно придется принять?
— Думаю, вам этого не избежать, господин граф.
— Мы его примем, — с видом мученика произнес будущий депутат. — Но сначала вызовите Батиста: я с самого утра ничего не ел и умираю с голоду.
Секретарь позвонил, вошел Батист.
— Принесите мне бульону с пирожком, — приказал граф Рапт. — По дороге на кухню зайдите в приемную и пригласите господина, который там ожидает.
Он обернулся к секретарю:
— У вас есть точные сведения об этом человеке?
— Более или менее точные, — ответил секретарь и, заглянув в листок, прочел:
«Бревер, пивовар, человек открытый, искренний; друг аптекаря Рено; из крестьян, скопил состояние за тридцать пять лет упорного труда; не любит лесть, излишнюю любезность, доверчив со своими людьми, подозрителен ко всем остальным; пользуется уважением в квартале. Словом, сто голосов».
— Хорошо! — одобрительно заметил граф Рапт. — Он много времени не займет. Мы с ним быстро договоримся.
Лакей доложил:
— Господин Бревер!
Человек лет пятидесяти с небольшим, рослый, с открытым лицом вошел в кабинет.
— Сударь! — с поклоном начал новоприбывший. — Простите, что, будучи вам незнаком, я с такой настойчивостью добивался у вас приема.
— Господин Бревер! — отвечал депутат, внимательно вглядываясь в лицо посетителя, словно по линиям его лица определял, как себя с ним держать. — Я не могу сказать, что вы мне незнакомы, ведь я знаю имена своих врагов — а вы из их числа, — как и своих друзей.
— Я действительно далек от того, чтобы испытывать к вам дружеские чувства, сударь, но и вашим недругом себя не считаю. Я категорически против вашей кандидатуры и, вероятно, так будет всегда, не из-за вас лично, а из-за системы — губительной, на мой взгляд, — за которую вы ратуете. Если не считать этой вражды партий, сугубо политической, я отдаю должное вашему большому таланту, сударь.
— Вы мне льстите, — притворился смущенным г-н Рапт.
— Я никогда никому не льщу, сударь, — сердито возразил пивовар, — как не люблю, чтобы льстили мне. Однако пора, я думаю, сообщить вам, если позволите, о цели моего визита.
— Прошу вас, господин Бревер.
— Сударь! Вчера я в газете прочел, к своему изумлению, — ведь «Конституционалист» не совсем правительственная газета — предвыборный циркуляр, с позволения сказать кредо, подписанное вашим именем. Это в самом деле писали вы?
— А вы в этом сомневаетесь, сударь? — спросил граф Рапт.
— Я буду в этом сомневаться до тех пор, сударь, пока не услышу подтверждения из ваших уст, — холодно ответил избиратель.
— Да, сударь, подтверждаю это вам, — сказал граф.
— Мне это кредо, — продолжал пивовар, — показалось настолько патриотичным, настолько отвечающим чаяниям либеральной партии, которую я представляю, наконец, настолько соответствующим убеждениям, ради которых я жил и готов умереть, что я был глубоко тронут, а мнение, которое до того сложилось у меня о вас, было поколеблено!
— Сударь!.. — скромничая, прервал его будущий депутат.
— Да, сударь, — продолжал настаивать выборщик, — я многое бы дал, чтобы после прочтения этих строк пожать руку того, кто их написал.
— Сударь! — снова перебил его г-н Рапт, скромно опуская глаза. — Вы по-настоящему тронули меня! Симпатия такого человека, как вы, мне дороже, чем общественное признание.
— Однако я не решился бы на этот поступок, — продолжал пивовар, ничуть не смутившись неприкрытой лестью графа, — итак, я не пришел бы к вам с этим визитом, если бы мой старый друг Рено, бывший аптекарь из предместья Сен-Жак, не зашел ко мне после встречи с вами.
— Ваш друг Рено — настоящий гражданин! — с воодушевлением воскликнул граф.
— Да, он истинный гражданин, — подтвердил г-н Бревер. — Один из тех, что совершают революцию, но не извлекают из этого личной выгоды. Ваше доброе отношение к моему старому другу и подтолкнуло меня к тому, чтобы нанести вам этот визит. Словом, я к вам пришел с одной целью: убедиться, что я могу со всем доверием отдать за вас свой голос и уговорить друзей последовать моему примеру.
— Выслушайте меня, господин Бревер, — сказал кандидат, внезапно сменив тон; он понял, что избрал неверный путь и что в разговоре с г-ном Бревером нужно скорее держать себя суровым воином, а не любезным придворным. — Я буду с вами откровенен!