Сальватор
Шрифт:
— Для тебя это так важно? — спросил Камилл, не на шутку обеспокоившись раздраженным состоянием жены.
— Жизненно важно.
— В таком случае, через неделю.
— Неделя? Хорошо, — решительно заявила г-жа де Розан, — пусть будет неделя. Но если через неделю мы не уедем, Камилл, — прибавила она, бросив взгляд на ящик, в котором лежали кинжал и пистолеты, — то на следующий день ты, она и я предстанем перед Богом и ответим за свои действия. Это так же верно, как то, что я приняла решение еще до того, как ты сюда вошел.
Молодая женщина произнесла эти слова так непреклонно, что Камилл не удержался и вздрогнул.
— Хорошо, — нахмурился он, словно от какой-то тайной мысли. — Хорошо, через неделю мы уедем. Даю тебе слово чести.
Подхватив свой фрак, который, как мы сказали, Камилл сбросил на кресло, удалился в свою комнату, смежную со спальней жены. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он заперся на ключ и на задвижку.
XVI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ КАМИЛЛ ДЕ РОЗАН ПРИЗНАЕТ, ЧТО ЕМУ ТРУДНО БУДЕТ УБИТЬ САЛЬВАТОРА, КАК ОН ОБЕЩАЛ ЭТО СЮЗАННЕ ДЕ ВАЛЬЖЕНЕЗ
Читатели помнят, что, покидая мадемуазель Сюзанну де Вальженез, о чем мы поведали в конце предпоследней главы, наш друг Камилл решил, что нашел простое средство, как отделаться от Сальватора или, если вам больше так нравится, Конрада, то есть законного наследника Вальженезов.
Но в нашем полном противоречий мире недостаточно придумать, каким образом отделаться от помехи: между задуманным и его исполнением лежит порой целая пропасть.
Приняв решение, Камилл де Розан явился к Сальватору и, не застав его, оставил свою карточку.
На следующий день после семейной сцены, о которой мы рассказали, Сальватор — под своим настоящим именем Конрада де Вальженеза — прибыл к американцу и велел доложить о себе.
Камилл почувствовал волнение, как бывает в ответственную минуту со всеми, кто принимает поспешные решения, продиктованные скорее чувствами, нежели разумом. Хозяин приказал проводить прибывшего в гостиную и сейчас же вслед за ним вошел туда сам.
Но чтобы стало понятно то, что сейчас произойдет, сообщим читателям, откуда возвращался Сальватор, когда зашел к Камиллу.
Он побывал у своей кузины, мадемуазель Сюзанны де Вальженез.
Когда он в первый раз попросил провести его к девушке, ему ответили, что мадемуазель де Вальженез никого не принимает.
Он повторил свою просьбу и снова получил отказ.
Но наш друг Сальватор был терпелив и от своих намерений не отказывался.
Он взял другую карточку и к словам «Конрад де Вальженез» приписал карандашом: «Явился переговорить о наследстве».
Ни одно волшебное слово, ни один чудесный талисман не отворяли дворец феи стремительнее, чем эта приписка. Конрада пригласили в гостиную, куда несколько минут спустя вошла мадемуазель де Вальженез.
Отчаяние, в которое девушку ввергла потеря состояния, изменило ее до неузнаваемости: взгляд ее потух, она осунулась, побледнела и походила теперь на болезненных мареммских красавиц с блуждающим взором, словно помышляющих о мире ином. Сюзанну трясло как в малярии, и ее дрожь отчасти передалась Сальватору: когда она вошла в гостиную, он невольно вздрогнул.
Для визита к кузине Сальватор облачился не просто в костюм, подобающий светскому человеку, но выбрал самый модный фрак, отвечающий требованиям строжайшего этикета.
Когда Сюзанна увидела, как он изящен и хорош собой, ее глаза вспыхнули мрачным огнем злобы и ненависти.
— Вы хотели со мной говорить, сударь? — сухо спросила она, напустив на себя высокомерный вид.
— Да, кузина, — отозвался Сальватор.
Мадемуазель де Вальженез презрительно поморщилась при слове «кузина», которое показалось ей оскорбительно-фамильярным.
— А что вам может быть от меня нужно? — продолжала она в прежнем тоне.
— Я пришел обсудить с вами положение, в котором вы оказались после смерти брата, — не обращая внимания на высокомерный вид мадемуазель де Вальженез, ответил Сальватор.
— Так вам угодно побеседовать со мной о наследстве?
— Вы понимаете, насколько это серьезно, не так ли?
— Кажется, вы полагаете, что наследство принадлежит вам?
— Я не полагаю, а утверждаю это.
— Утверждение еще ничего не значит. Мы будем судиться.
— Утверждение действительно ничего не значит, — согласился Сальватор. — Но судиться в настоящее время дорого. Вы не станете судиться, кузина.
— А кто мне может помешать? Не вы ли?
— Боже сохрани!
— Кто же?
— Ваш здравый смысл, ваш разум, но в особенности ваш нотариус.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что вы вызывали вчера своего, а также и моего нотариуса, славного господина Баратто. Вы попросили ввести вас в курс дел, а когда узнали, что у вас ничего больше нет, вы попросили у него совета. Он порекомендовал вам не судиться, потому что завещание, которым я располагаю, абсолютно бесспорно.
— Я посоветуюсь со своим адвокатом.
— Сцилла не даст вам лучшего совета, чем Харибда.
— Так что же вам угодно, сударь? Я не понимаю цели вашего визита, разве что вы вознамерились выместить на женщине злобу, которую питали к ее брату.
Сальватор покачал головой и грустно улыбнулся.
— Я ни к кому не питаю злобы, — возразил он. — Я даже не сердился на Лоредана, как же я могу быть недовольным вами? Достаточно было бы одного слова, чтобы ваш брат и я снова сблизились. Слово это — «совесть»; правда, оно мало значило для вашего брата, и он, вероятно, никогда его не произносил. Я пришел не для того, чтобы ссориться. И если вы соблаговолите выслушать меня, вы узнаете: сердце, которое, по вашему мнению, переполнено ненавистью, к вам питает почтительнейшее сострадание.