Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)
Шрифт:
— Белла, — он произносит мое имя, словно пробуя его на вкус. — Ладно, Белла…
Он берет свое пиво и отходит от стойки. Я за ним не пойду. Я загадочна. Неприступна. Черт, он же сейчас уйдет, вон уже направляется к ресторану!
— Микке!
Он оборачивается.
— Ты сегодня так здорово играл на репетиции! Я сидела в зале. Ты был лучше всех! (Ну просто сама загадочность — интересно, на сколько баллов я сейчас тяну по пятибалльной шкале?!)
Он возвращается. Ставит свое пиво на стойку. Смотрит на меня. Отпивает.
— Правда?
(Срочно скажи что-нибудь остроумное! Что-нибудь такое, что его поразит, неожиданное и оригинальное, чтобы дать ему понять, что я тоже непроста.)
— Тебе нравится работать с Челем
Он чуть наклоняет голову, это может означать все, что угодно. (Ага, и что же, к примеру? Что он считает, что Чель хороший режиссер, но не любит его как человека? Или что ему не нравится работать с Челем, но он не хочет поливать грязью своего коллегу? Или что он тайно влюблен в Челя и только что признался ему в любви, но тот ответил: увы, Микке, ничего у нас с тобой не выйдет, даже если бы ты был последним человеком на земле, и поэтому-то Микке отправился в «Риш», чтобы залить свое горе и попытаться убедить себя, что можно прожить и без Челя в этих его казаках и кепке. Хм, вряд ли.)
Повисает пауза. Микке допивает пиво и кладет десять крон на стойку. Да черт с ней, загадочностью, главное, чтоб не ушел. Ну говори же что-нибудь, что угодно.
— Ты, кстати, сегодня газету читал? Там была статья про одного старика, который сохранил все телефонные каталоги, когда-либо выходившие в Швеции. Начиная с самого первого, который был просто списком номеров. С тех пор, когда еще существовали однозначные номера, типа номер один. «Позвони мне!» — «Хорошо, какой у тебя номер?» — «Три». — «У тебя ручка есть? Дай запишу!» Ну или гусиное перо с кровью вместо чернил, или что там у них тогда было. Короче, этот старикан сохранил все экземпляры, от первого до последнего, того самого, которым пользуются сейчас. А ведь в наше время их выходит штуки по четыре в год, как минимум. А жил этот старикан в маленьком домике в какой-то глуши, в Смоланде, что ли, и в итоге забил всю комнату этими каталогами, так что ему приходилось пробираться по узеньким…
— Слушай, Белла, а телефон у тебя есть?
— Что?
— Мне сейчас пора идти, но я бы с тобой еще встретился. Можем сходить куда-нибудь. Ты что любишь — футбол или музыку, Белла?
Мне так нравится слышать свое имя из его уст.
— И то и другое. И есть тоже люблю. Позвони, что-нибудь придумаем, — отвечаю я без малейшей дрожи в голосе.
Я записываю свой номер телефона на салфетке и протягиваю ему. Он берет меня за руку. Задерживает ее в своей. Руки у него теплые и сильные. Он выпускает мою ладонь. Затем поворачивается и выходит.
— До встречи! — кричу я ему вслед.
Он не оборачивается. Только поднимает руку, выставив указательный палец. Потом спускается по лестнице и исчезает за дверью.
— Алло?
— Белла, чем занимаешься?
(Я лежу и сплю. Сколько времени? 22.15.)
— Что? Кто это?
— Я тут сижу и думаю про того старикана с каталогами. У него самого-то телефон был? Или он просто собирал каталоги? Интересно, был у него любимый телефонный номер? Может, встретимся, расскажешь о нем поподробнее?
(О-о-о! Это Микке. Так, спокойно, спокойно!)
— Да вот, лежу, читаю.
— И что же ты читаешь?
(Э-э, что же мне ответить? Что я читаю? Это должно быть что-то интеллектуальное, свидетельствующее о моей незаурядной личности, чтобы он понял, что я не из тех, кто читает всякое барахло… Хотя могу же я иногда побаловаться бульварном чтивом, будучи человеком, чуждым литературного снобизма, поэтому изредка вполне могу взяться за самую что ни на есть банальную Бриджит Джонс, просто читаю ее с долей иронии. Или можно сказать, что я читаю что-нибудь посвященное критике современного
— Алло?
— Что?
— Ты еще там?
— Да, я читаю книгу Хокана Несс…
— Слушай, ты вроде говорила, что любишь поесть? Ты была в «Гондоле»? Может, встретимся там через полчаса?
— Ну, не знаю, вообще-то я лежу и читаю… (Браво!)
— Я был бы рад тебя видеть.
— Ладно. Я еду. (Хм. Не такая уж и неприступная. Ну и ладно! Зато он позвонил!)
Я мчусь в метро. Не хочу опаздывать, но и приходить раньше времени тоже нежелательно, тьфу ты, даже не знаю, что это со мной, но мне не хочется, чтобы он думал, что я из тех, кто общается с ним только потому, что он знаменитость, что я бы клюнула на кого угодно, даже на какого-нибудь там Лассе Кронера и Мартина Тимелла [41] … Только я и правда на него запала. С того самого первого знакомства у Агнеты. Меня к нему тянет. Мне кажется, мы отлично друг другу подходим. И не обязательно как пара. Может, мы станем отличными друзьями. Самыми лучшими. Ага, конечно. И друзьями по переписке в придачу.
41
Шведские телеведущие.
Микке ставит на кровать поднос с завтраком. Если это можно так назвать — черный кофе в маленькой чашке с красными снегирями, два крекера (овсяных хлебца) и чуть-чуть пармезана на блюдечке.
— Вот! Приятного аппетита! Подожди, сейчас принесу тебе утреннюю газету, — говорит он, затем выскакивает в коридор и приносит «Дагенс нюхетер». — Дома у меня еды не бывает, надеюсь, тебя это устроит… Все, я в душ, ой-ой-ой, я уже страшно опаздываю!
Я все съедаю (довольно, кстати, вкусно) и тщательно читаю все новости на первой странице. Микке выходит из душа, завернутый в полотенце. У него мокрые волосы и обнаженный торс, и я стесняюсь на него смотреть. Он поет: «Я так спешу, так спешу, о-о-о, как я спешу!», открывая и закрывая ящики гардероба. Пока он достает одежду, я тайком поглядываю на него из-за газеты. Внезапно он замолкает и смотрит на меня. Я быстро прячусь за газетой, делая вид, что изучаю репортаж о том, что компании, занимающиеся страхованием жизни, по-прежнему обеспечивают самые надежные пенсионные вложения. Микке ныряет ко мне под одеяло.
— Вот теперь я и в самом деле страшно спешу, — говорит он, сбрасывая полотенце на пол.
Второй раз выходя из душа этим на редкость приятным утром, Микке говорит:
— Слушай, Белла, я тут подумал — будет лучше, если все это останется между нами.
Он надевает штаны и клетчатую рубашку. Наспех вытирает волосы полотенцем.
— В смысле?
Он вытаскивает из ящика шкафа два разных носка.
— Ну, знаешь, все и так болтают почем зря, а этих театральных кумушек хлебом не корми, дай посплетничать, и вот уже через две секунды тебе названивают журналисты, расспрашивая про твое любимое блюдо. Это ведь наше личное дело, зачем посвящать в это окружающих, правда?
Я не знаю, что сказать.
— Да, я и сама хотела тебя об этом попросить, Микке. Чтобы ты особенно не распространялся о нас. Ради тебя же. Раз уж ты меня повстречал. Иначе тебе радиостанции все телефоны оборвут. С вопросами про твое любимое блюдо.
— Все, мчусь в театр, — говорит он. — У тебя есть какие-нибудь планы на вечер?
— Да, есть, вернее, нет, вообще-то нет. Как раз сегодня у меня выдался свободный вечер. А у тебя есть предложения?
— Я тебе позвоню.
— Ага. Звони по номеру три.