Самая шикарная свадьба

Богданова Анна Владимировна

– Пуленька! Мы тут с Модестом Аполлинаиечем подумали и ешили, почему бы тебе не выйти замуж за Миколу. У него нет девуфки. Это пьевосходная пайтия для тебя! Ты никогда нас с отцом не слуфала, послуфай сейчас!

– Только попробуйте пальцем тронуть или повредить хоть один мой медицинский экспонат! Никого не пощажу! А вашего потомка тем более, так и знайте! – крикнула она напоследок и переехала жить к Аркадию Серапионовичу.

Все вышеизложенные события, произошедшие в семьях Огурцовых – Поликуткиных и Дерюгиных, мне подробно описала Икки, когда я пришла к ней в аптеку. Я же, в свою очередь, поведала подруге о нашей с Власом ссоре.

–

Все-таки Пулька права, когда говорит, что даже самый совершенный мужчина недостоин последней подзаборной женщины-пропойцы! Спрашивается, почему он с тобой расстался? Даже толком объяснить-то не смог! Болван! Чего еще сказать?! – тараторила Икки, успокаивая меня тем, что это вовсе не я такая глупая – не поняла мудрости решения Власа – это он оказался дураком, потому что в его решении напрочь отсутствовала мудрость. – Ты посмотри, как у нас с тобой все синхронно происходит в жизни! Помнишь, вышли замуж в один год – я за Игоря, ты за Славика, недавно мы подали заявление в загс – я с Женькой, ты с Власом, а сейчас нас обеих бросили, – проговорила Икки и печально вздохнула.

В семье самой Икки наблюдались перемены в лучшую сторону – ее родители наконец-то помирились, потому что посмертное письмо злобной старухи – матери Роблена Ивановича – было самым наглым образом сдуто, поэтому-то и показалось нам столь знакомым.

Как только гоголеведы с таксидермистом прибыли в Москву, Икки схватила бабкину эпистолу и потащила к ним своих родителей. Разоблачение последовало незамедлительно.

Вероника Адамовна прочла письмо и восторженно проговорила:

– Несомненно! Несомненно, это пейо Пуфкина! Посмотъите, Модест Аполлинаиевич! И особо объатите внимание на втоой абзац!

Модест Аполлинарьевич деловито нацепил на нос очки и с любопытством пробежался глазами по строкам посмертного письма Иккиной бабки.

– Вы совершенно правы, Вероника Адамовна! Это, безусловно, Пушкин. Скажу больше, это его письмо к жене-с. Постойте-ка, – и Пулькин отец достал с книжной полки потрепанный томик синего полинялого цвета. Он пролистал его почти до конца и вдруг воскликнул: – Вот-с! Это письмо А.С. Пушкина к Н.Н. Гончаровой от 30 декабря 1833 года из Болдино в Петербург, в частности тот абзац, где ваша, Роблен Иванович, мать обвиняет Люду, что она «не путем искокетничалась и радуется, что за нею, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая ее задницу». Прочтите! – и он передал Иккиному отцу книгу, полосонув ногтем на нужной строчке.

Роблен Иванович ознакомился с оригиналом и бухнулся на колени перед Людмилой Александровной:

– Прости, меня Людик! Прости! Я измучил и себя, и тебя из-за этого глупого письма! – На глазах у Людика выступили слезы умиления, и в этот поистине прекрасный, трогательный момент из «чоловичей збиральни» вышел праправнук великого писателя и остановился на пороге.

– Ты знаешь, взгляд у него какой-то тяжелый, неприветливый, – делилась со мной Икки, – да и смотрел он на меня не как на живого человека, а будто видел во мне уже готовое чучело, набитое паклей!

Микола с минуту разглядывал Икки, потом коротко сказал:

– Кишка кишке кукиш кажет.

– Сейчас, Миколуфка, сейчас, накоймлю тебя свекольными котлетками! – с готовностью воскликнула Вероника Адамовна.

– У меня от вашего буряка соняшныця кажын день! И шо це за жинка у вас, Модест Полинарыч, одным силосом да путрей кормыть! – возмутился гость и удалился в свою комнату, то есть в комнату Пульки.

–

А что такое соняшница? – спросила Икки.

– Ой! Это наследственное, – обреченно махнув рукой, проговорила Вероника Адамовна. – Миколуфка, как и его великий пъапъадед, страдает болями в желудке. Гены! Тут уж ничего не поделаешь!

– А путря что означает?

– Это каша такая. Да-с, – пояснил Модест Аполлинарьевич.

Икки не упустила момента и спросила гоголеведов, сколько собирается жить их гость в Пулькиной комнате.

Оказалось, что супруги привезли его в Москву с одной целью – доказать, что Микола Тарасович Яновский является прямым потомком Николая Васильевича Гоголя. Они собирались добиться эксгумации тела великого писателя, чтобы сделать анализ ДНК, который это и подтвердит, потому что, как сказал Модест Аполлинарьевич, «без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек». Из чего мы с Икки сделали вывод, что Пульке придется еще долго радовать Аркадия Серапионовича своим присутствием.

Сам Микола Тарасович далеко от дома уходить не любил (даже на могилку прапрадедушки ехать отказался), а все дни напролет занимался тем, что стрелял из рогатки в воробьев, потом выходил во двор, подбирал несчастных птиц и делал чучела. Так что после недельного пребывания «потомка» в доме Дерюгиных Пулькина комната стала похожа на зоологический музей, где экспонаты совы с выпученными глазами, рыжей лисы и чучело летящего ворона над дверью дополнила бесчисленная коллекция московских воробьев.

Итак, Иккины родители помирились, но в личной жизни самой Икки не было никаких изменений – похоже, подруга до сих пор тосковала по Овечкину, хотя мне об этом не говорила, и чтобы хоть как-нибудь отключиться от печальных мыслей, она всецело отдалась работе.

В мое отсутствие аптека «Эбатов и К*» открылась и поразила близлежащие дома помпезностью и торжественностью открытия. На всю улицу раздавался знаменитый полонез Огиньского «Прощание с родиной», Икки натянула алую ленту перед дверью, а Аркадий Серапионович дрожащими от волнения руками отрезал от нее кусочек и потребовал, чтобы этот клочок поместили под стекло и повесили на стену аптеки на самое видное место. Вслед за этим «Эбатов и К*» закрыли и устроили в этот день банкет, на котором особо отличилась Анжелка – она, как обычно, напилась, но на сей раз буйствовала и была что-то уж не в меру агрессивна. В конце концов Аркадий Серапионович вызвался проводить ее до дома. Огурцова напрочь забыла, где живет ее мамаша, и они с проктологом до полуночи плутали во дворах, пока снова не наткнулись на «Эбатов и К*», где любителя русской словесности поджидала Пулька – конечно, она бы давно ушла, только идти ей было теперь некуда – ее комнату занял чучельник с вольной, дивной Украины. Кончилось тем, что Анжелку в совершенно невменяемом состоянии домой привели Пулька с проктологом, и именно с той самой ночи Нина Геннадьевна решила, что дочь, пока не излечится от алкоголизма, будет жить с ней.

Буквально на следующий день в «Эбатов и К*» прибежала женщина с монголоидной физиономией и злыми черными глазами. Она подскочила к толстой Свете со сросшимися бровями, которая сидела за первым столом на приеме рецептов и сахарным голоском проговорила:

– Здравствуйте, я ваша соседка – заведующая аптекой «Лекарь Атлетов», вон, через дорогу, видите? – Света молчала, только глазами хлопала. – Думаю, что это за конкуренты у нас появились, дай-ка схожу, познакомлюсь! Можно попросить на минуточку вашу заведующую?