Самая страшная книга 2022
Шрифт:
Взвизгнула дверь. Кто-то громко чихнул. Кто-то оглушительно заржал, дверь распахнулась целиком, и застигнутый врасплох Сашка шагнул навстречу.
– Ба! – удивился вышедший парень. – Заходи.
Он посторонился, и Сашка вошел внутрь. Его увидели, похлопали по плечам, сунули в руки пластиковый стаканчик. Он сел с краю. Потихоньку огляделся.
Она была здесь. В джинсовых шортиках и черной майке, со стянутыми в хвост густыми каштановыми волосами. Зоя. Их Зойка-пересмешница, в которую они с Пашкой прошлым летом как-то вдруг оба влюбились.
Сашка помнил отголосок той боли, что ткнулась в сердце, когда Пашка поделился, с кем идет на свидание. С ней – с Зойкой. А ведь когда говорил, знал, что и Сашке она нравится.
На одно мгновение Сашка тогда возненавидел его – за циничную ухмылку на смуглом и без загара лице, нахальную самоуверенность. Мелькнула крамольная мысль – устроить драку. Но сразу же отпустило. Это ж Пашка. Потому Зойка и выбрала его.
И Пашка ушел в ночь. И не вернулся. С тех пор Сашка не раз пожалел о своем малодушии. Устрой он тогда драку, и брат мог остаться дома. И был бы жив.
– Привет…
Он едва не подпрыгнул – ничего себе задумался. Зойка сжала теплыми пальцами ему ладонь, слегка уколов маникюром. Прижалась к его плечу. Повторила.
– Привет, – шепнув в ухо и обдав запахом клубничной жвачки.
– Привет, – шепнул он в ответ, и все вдруг стало как прежде. Сашка засмеялся, сам не зная чему. Зойка засмеялась тоже – тихо, будто замурлыкав.
– Давайте выпьем за нашего друга Пашку, – вдруг громко предложил забравшийся на сцену Ворон. Сашка обратил внимание, что Ворон не сказал – помянем. Как и все они, он остерегался говорить о Пашке в прошедшем времени. Тела-то так и не нашли.
Сашка не мешкая опрокинул стопарь в рот, задержал дыхание.
– Держи, – Зойка протянула ему две пластинки жвачки.
Сашка поспешно разомкнул губы, и Зойка вложила ему в рот сразу обе. Он торопливо разжевал их. Вкус клубники почти сразу перебил мерзкий привкус водки. А в голове уже приятно шумело. Зойка улыбнулась. Когда он наклонился к ней, она не отстранилась…
– Но-но, голубки, потише, – прозвучал насмешливый голос, и Сашку словно выдернуло из тумана полузабытья, в который он погрузился. Ворон пьяновато засмеялся, хлопнул его по плечу.
– Пошли подышим.
– Кстати, ты знал, что эта херня продолжается? – выдал он, глядя, как ветер, устроив на кирпичной стене театр теней, треплет ветви деревьев.
Сашка окаменел, веселость слетела с него, как листья с дерева ноябрьской непогодой.
– Какая херня? – спросил он, хоть и сразу понял, о чем речь.
– Люди пропадают.
– И кто же?
– Мухомор. Уж с месяц как.
Сашка выдохнул.
– С него-то что взять? Дурачок ведь.
Ворон хмыкнул, глянул искоса.
– Ага, сорок лет как-то протянул.
Ветер принес тревожный запах полыни. Сашка облизнул губы. Горько. Сами собой полезли в голову мысли о Веньке. Взрослый мужик, а умишка как у семилетки… Как назло, вспомнились все каверзы, что с братом устраивали ему, все дурацкие кричалки, что могли прийти на ум двум оболтусам. Не со зла, конечно, дразнили, так, для смеху… Но теперь стало неловко. Перед глазами как наяву стоял этот взгляд обиженного ребенка… И Венькина рука, до белизны на костяшках сжимающая кнутовище безобидного до поры тяжелого пастушьего кнута.
Сашка тряхнул головой – разве он пришел сюда киснуть?
– Да ну тебя. – Он полушутя пихнул Ворона в грудь. – Давай потом об этом.
– Хорошо, – согласился Ворон. – Просто хотел, чтоб ты знал.
– Ага… – Сашка развернулся и вошел в клуб. Зойка встретила его вопросительным взглядом. Он беззаботно отмахнулся, позволив ей отвлечь себя от всех вопросов.
Он плохо помнил, как вернулся домой. Только смазанные, словно неудачные акварели, моменты – как отпирал калитку, целовал мягкие Зойкины губы. Бабушкины причитания и дедов басистый смех…
И снова он видел сон. Конечно, приснился Венька. Стоял посреди дороги, в вечной красной в белый горох панамке, застенчиво ковыряя грязным пальцем босой ноги землю. Комкал в руке кнутовище. Проходя мимо, Сашка опустил взгляд.
А Венька все смотрел детскими голубыми глазами, щипал себя за рыжеватую бороденку.
– Ты собираешься что-нибудь делать? – вдруг спросил он Пашкиным голосом и щелкнул кнутом. Сашка отшатнулся и полетел в какую-то яму. И падение было поистине бесконечным…
А утро, конечно, началось с тошноты и головной боли.
Он апатично впихивал в себя щедро сдобренную перцем уху, когда с улицы вошел дед. На его волосах и распаренной коже, словно прилипшие серебристые рыбьи чешуйки, поблескивали капли воды.
– С утра баню топишь? – скребя ложкой по дну тарелки, вяло удивился Сашка.
– Люблю это дело, – ухмыльнулся дед. – Может, тебе, это, водки с похмелья-то?
Бабушка громко ахнула, замахнулась половником.
– С ума сбрендил!
– Ладно-ладно, – посмеиваясь, отступил тот и снова обратился к Сашке: – Ты б скотину свою пустил погулять, куда она денется?
Сашка подумал и решил согласиться.
Дочерпав уху, он вышел в сени и открыл перед Белкой дверь. Осторожничая, она вышла на крыльцо, удивленно ловя запахи, что нес с собой ветерок. Для Сашки воздух пах травами и немножко медом, а Белка наверняка обоняла многое другое – стоящих в сарае коз, крадущуюся вдоль забора мышь, стрекочущих в траве кузнечиков. Потом она сошла с крыльца и, настороженно поглядывая по сторонам, двинулась к сараю.
Сашка вошел следом. Пробравшийся за ним солнечный луч тускло отразился на стоявших вдоль стены лопатах и вилах, мимолетной вспышкой блеснул на лезвии висящего на крюке топора. С сеновала доносилось громкое мурлыканье и едва слышное попискивание. Сашка прошел мимо пустых кроличьих клеток, сощурился, оглядывая сарай, и от увиденной картины губы сами собой расплылись в улыбке.