Самои
Шрифт:
Фёдор с неохотой оторвался от лесного очарования, взглянул на уполномоченного равнодушно, но твёрдо:
— С теми, кто руку не поднимет, что будет?
— Зря вы так: колхоз — дело добровольное.
— Добровольно — принудительное…
Масленников вздохнул, зябко пошевелил плечами, словно закутывался в исходящий с неба вечерний свет, подышал на вдруг застывшие пальцы:
— Кто ещё так думает?
Долго ждал, склонив на бок голову, потом разогнул затёкшую шею, положил руки на стол и укоризненно взглянул на Фёдора. Заскрипел старческим тенорком Яков Иванович Малютин, по-уличному — Дуля:
— В складчину оно мне, кажется, веселей. Как говорится, и батьку отлупить можно. Да только так ли будет, как вы тут наговорили, мил человек. Вы уедите, мы — останемся. С чем?..
Синий засаленный пиджак сидел на нём мешком, латаные суконные брюки были в пыли и на ногах старые нечищеные сапоги. По всему видать — запущенный, необихоженный дед. Снохам или дочерям не люб, подумал Масленников, а вслух сказал:
— Правильно ты говоришь, дед. И не сомневайся: партией твёрдо взят курс на массовую коллективизацию сельского хозяйства. Не вы одни, вся страна организуется в колхозы: иначе не прожить.
Мужики закрякали, закивали согласно головами:
— Конечно, если трахтур вместо лошадёнки, то оно конечно…. И клинья наши зачем?
Андрей Яковлевич безошибочно угадал настроение людей — сейчас они поспорят меж собой, поторгуются с ним и проголосуют "за" в большинстве своём — и победно взглянул на Фёдора. Тот, пожимая плечами, отвечал что-то сидевшей рядом женщине, так поразившей Масленникова своей недеревенской красотой.
С ближайшего подворья послышалась грустная негромкая песня: красивый голос выводил девичьи страдания — заслушаешься. "Нашла время", — недовольно подумал Масленников, но с удовольствием отвлёкся от общего гомона: дело было сделано, остались частности.
Между тем, на лужайке как бы сам собой, но, конечно, более для приезжего шёл неспешный разговор.
— Кричи, не кричи, а землю отдай.
— А много ль здесь потомственных-то? Большинство — целинники. Так что: власть дала, власть и взяла…
— А в колхозе как оно будет? Поглядим.
— Здесь житья не дадут, я, мужики на море подамся, на юг. Там, говорят, тепло круглый год, виноград и фрукты разные.
— Везде работать надо, — вклинился Масленников. — Труд, учит Маркс, из обезьян нас людьми сделал. А человек разумный машины создал, чтобы больше производить хлеба и товаров, чтобы богаче жить, чтобы детей растить сытыми и грамотными. Вы поймите, мужики, ну, нет у нас другого пути. То, что пушки не грохочут, это не значит, что война закончилась. Идёт она, проклятая, ежечасно, ежеминутно. Не смог нас мировой капитал силой сломить — зубы обломал, так хотят теперь буржуи задушить нашу свободную республику экономической блокадой. Не дают они нам ни хлеба, ни металла, ни машин. И не дадут: поперёк горла мы им. А значит, всё это мы должны создавать своими руками. И времени на раскачку нет у нас совсем: хлеб стране нужен сегодня. А что вы можете дать на своих клинышках со своими клячами? Хрен да маленько — вот что! Короче, кто не с нами, тот — враг, потатчик мирового капитала, с такими разговор будет особый.
Все вдруг разом обернулись на Ивана Духонина, собравшегося на юга.
— А я чё? Я о детишках своих радею? Я как все.
— Ишь ты, радетель, — усмехнулся уполномоченный, и все засмеялись.
Зацокал языком Авдей Кутепов, закачал головой:
— Такого клоуна и в нашу коммуну? Его ж в работники никто не возьмёт. На что он нам?
Борис Извеков поднялся. Лицо спокойное, взгляд разумный, внимательный. Его имя упоминалось на инструктаже в райкоме партии. Масленников с одобрением кивнул ему.
— Интересно, кого же ты, Авдей, кроме себя в колхозе видишь?
— Вот- вот, — обрадовался поддержке Духонин. — Сам-то давно хозяином себя возомнил? Твои ж тараканы ко мне на постой с голоду просятся.
Снова смех. Кутепов небрежно отмахнулся рукой:
— Вот так и соберёмся: убогий телом да хромой на голову, такое ж руководство изберём, так и работать будем.
И его реплику поддержали смешками. А Извеков будто от пощёчины отшатнулся, побледнел лицом и сел, ничего более не сказав.
"Эге, — подумал Масленников, — да тут не все ясно с руководством, а страсти чисто парламентские. С выборами стоит погодить, приглядеться. Как бы не провалить всё дело".
И будто по его сигналу какой-то парень крикнул:
— Солнце скрылося за ели, время спать, а мы не ели.
— Верно, мужики, чего воду толочь, — поднялся Масленников со своего места, — Давайте решать по главному вопросу. Будем в колхоз объединяться? Кто "за" — поднимите руки.
— Будем! Будем! Голосуем!
— На машинах пахать — не на пердячей тяге…
— Ты чего, дед, руку прячешь? Тяни.
— Подумать надо.
— Думай, а для какого хрена голову наращивал.
Чувствуя конец собрания, все зашевелились, повеселели. Колхоз назвали именем героя Гражданской войны Семёна Михайловича Буденного.
Ночевать Андрей Масленников напросился к Извековым.
— Наш ты мужик, Борис. И в райкоме помнят твои заслуги, к тому же грамотный, партийный. Быть тебе председателем колхоза.
— Нет, Андрей Яковлевич, не поддержат меня мужики. Я для них — человек пришлый, хозяин неважный. А к власти тут не мало охочих найдутся.
— Мы рекомендуем — поддержат.
— Тут подумать надо крепко: меня прокатят — я переживу, вашу рекомендацию похерят — гораздо серьёзнее.
— Ты прав: давай думать.
Сидели на крыльце после ужина, курили. Воздух пах зрелыми яблоками, навозом, осенним лиственным лесом. Где-то драчливо промычал бычок, чертыхнулся охрипший женский голос, хлопнула дверь — наверное, загоняли телка пинками в стайку.
— Своё — берегут, — сказал Извеков.
— Правильно берегут, и колхозное будут беречь.
— Сознание людей — это то, что труднее всего поддаётся переделки. Можно межи распахать, скот в одну стайку загнать, но убедить людей, что всё это имущество по-прежнему их, только в общем пользовании, будет не просто.
— Согласен, но для того мы с тобой и кончали университеты, для того и в партию вступили, чтобы увлечь народ, разъяснить, указать правильный путь. А тебе надо подниматься: ну и что, что искалечен — за народное же дело. Это надо понимать. Я вот поживу у вас денька два-три, порасспрашиваю мужиков, как они насчёт твоего председательства, надавлю немножко. Вообщем — поработаю. Ну, не можем мы, дорогой товарищ Извеков, такое дело на самотёк пускать. Не тому нас учит ЦеКа.