Самолеты, или История Кота
Шрифт:
— Может, и с дедом. И? Что думаешь делать? Маме отнесёшь? Или сам вскроешь?
— Ну, мы с Соней это немножко обсудили и решили, что правильнее было бы отнести маме. Вот, пришёл твоё мнение спросить.
— А, ну… Не знаю, но если уж оно маме адресовано, так и пусть она открывает. Если нас это касается, она сама расскажет.
— Да, тут ты прав, конечно… Ладно, отнесу его тогда… Соня сейчас на кухню пошла, ужин готовить. Я, как письмо отдам, тоже туда пойду, — просто так, поболтать, что ли. Ты, если хочешь, тоже
— Угу, спасибо за приглашение, но я всё-таки немного занят.
— А, ладно, понятно… Тогда я пойду, не стану тебе мешать…
И ушёл.
А я остался — думать.
Да. Письмо, что бы в нём ни было, — знак тревожный. Кроме прочего, если это от деда, почему он сам его не написал? Неужели с ним и правда что-то случилось?..
Если вдуматься, за этот день успело произойти уже столько всего, что мне стало казаться, будто он длится уже как минимум неделю.
Ладно. Надо успокоиться. Ещё многое предстоит сделать.
Ведь моя Цель всё ещё далека.
…
Глава 9. Соня: «Сломанный» сон.
В последние годы… Да что там — сколько я себя помню, мы, дети, относились к родительской самолётной затее с известной долей скепсиса, иронии и снисхождения. Мы и сами были не лучше — с нашими-то «девиациями», — но родители всегда были для нас в этом отношении «недостижимой вершиной». То есть, кем-то вроде парочки Наполеонов в одной палате: дальше уже некуда.
Да: их мечта, возвышенная и на первый взгляд недостижимая, порой казалась нам не более, чем безумством высокого класса, до которого всем нам было далеко. Наверное, так люди смотрят на нас (например), думая: «ну, уж я-то нормальный, не то что эти». Родители были для нас своего рода мерилом, и каждый считал, что он не так уж безнадёжен, — ведь родители с их самолётами всё равно безнадёжнее.
И как знать, быть может, именно такая точка зрения не давала нам окончательно уйти в глубины своих отклонений, даже наоборот, — удерживала в зоне «относительной нормальности».
Рассуждали мы примерно так:
— Ай, бросьте, ну кто сейчас «нормальный»?
— «Нормальных» не бывает, это миф.
— Всё относительно. И вообще, что есть «норма»? Для родителей, вон, и самолёты — норма…
Но если честно, спотыкаясь о вездесущие детали и коробки, мы и понятия не имели, чем они заняты теперь. На какой стадии находится их проект, — или проекты? Или безумие?
Мы редко заходили к ним. Вообще, до недавнего времени мы и друг к другу редко заходили, чего уж там. Но «мастерская» всегда была для нас своего рода «терра инкогнита» или, скорее, Затерянным Миром нашей квартиры. Со своими обитателями, со своими законами и снами, «мастерская» была похожа на отдельную страну, на Непал, например: вроде бы похоже на Китай, а вроде и совсем другие люди, язык, обычаи…
Мы редко заходили к родителями, потому что в этом не было надобности. Исключение составляла доставка еды; но едва ли кто-либо из нас обращал внимание на то, что там происходит. Да, вроде бы сидят и что-то чертят, или что-то мастерят, или ещё что-нибудь делают…
Нам-то какая разница?
Наверное, это неправильно. Ну, чисто по человечески, мы же всё-таки одна семья. Они — родители, мы — дети… Наверное, нам стоило хоть иногда интересоваться их делами, пусть даже всё сводилось к самолётам. С другой стороны, им тоже было бы невредно иногда обращать на нас внимание. Обычно у нас ничего нового у нас не происходит — что есть, то есть. Лохматый просиживает штаны на балконе, Матрица пребывает в глубинах виртуала, а я… Ну, я тоже чем-то там своим занимаюсь, типа того.
Они ведь ещё тогда… Тогда, десять лет назад, когда вводили дежурство, они сказали нам:
«Вы, дети, уже вполне взрослые, особенно Лохматый и Матрица. Да и Кот, — если уж не боится ездить куда глаза глядят в одиночку. Вы уже самостоятельные, — что ж, это хорошо. Раз так, значит, вы в состоянии позаботиться о себе, приглядеть за Соней и помочь нам хотя бы с тем, что касается работы по дому. Ваша самостоятельность поможет вам в будущем. А нам нужно ещё немало сделать. Однажды у каждого из вас появится своя мечта. И вы должны быть готовы к этому…»
Пожалуй, это можно назвать даже «последним напутствием».
Не знаю, помнят ли братья эти слова, но я, которой тогда было всего девять, запомнила их очень хорошо. В тот момент они стали для меня наивысшим проявлением родительского доверия и признания нашей «взрослости». Озвучив эти мысли, родители тем самым словно поставили нас на одну ступень с собой, перестав видеть в нас малышню, которая нуждаются в старших и не может сама о себе позаботиться.
Даже несмотря на то, что я так мало тогда понимала, даже несмотря на фразу «приглядеть за Соней», я была горда — собой, сестрой, братьями. Ведь нас официально признали взрослыми…
Конечно, сегодня я смотрю на это несколько иначе. Они просто устали. Кроме того, мы тянули их назад, — особенно болезненная я и чуть менее болезненная Кот. Поэтому… Отчасти я понимаю Лохматого, который, в отличие от меня, отнёсся к этому «напутствию» как к окончательному и бесповоротному признанию своей «второстепенности». Пожалуй, из нас четверых он нуждался в родителях больше, чем остальные.