Самородок

Маламуд Бернард

Он проснулся с мыслью о Мемо. К его удивлению, она появилась в его комнате в Бостоне на следующий вечер. Это произошло после ужина. Рой сидел в кресле-качалке у окна и читал о себе в газете, когда она постучалась. Он открыл дверь и едва не упал, увидев ее. Мемо весело рассказала, что была в гостях у подруги, в ее летнем доме на Кейпе, и по пути домой, в Нью-Йорк, услышала, что ребята в городе, поэтому решила сделать остановку, сказать им «хэллоу», и вот она здесь. Загорелая, она выглядела лучше, чем все последнее время. Рой почувствовал также, что за недели, которые не видел ее, она как-то изменилась. Это встревожило его, словно любые перемены в ней означали очередной удар для него. Вглядываясь в лицо Мемо, Рой не находил ничего нового, поэтому отнес это на счет пяти фунтов, которые, по ее словам, она прибавила с тех пор, как он ее видел в последний раз.

Рой еще не простил Мемо за то, что не поддерживала его, когда

он так нуждался в поддержке, а еще за то, что отказала Поупу, пригласившему ее отправиться вместе с ними в Западное турне. И все же здесь, оставшись наедине с ней, когда Мемо, такая желанная, была так близко, Рой осознал, что это именно та женщина, которую он всегда бесконечно желал. Так стоит ли выказывать обиду и нападать на нее с упреками? Правда, в ней было что-то вроде той пищи, которую Рой недавно ел: испытав удовольствие, он чувствовал голод, порой даже более сильный, чем до этого. И все же Мемо была по-настоящему красивой, с формами, как у Мисс Америки, поэтому, несмотря на синяки и шишки, которые получил Рой, он был уверен, что как только сумеет найти к ней подход, все пойдет гораздо лучше.

Наверное, угадав по его лицу то, что он хотел сказать, Мемо грустно повернулась к окну и сказала:

— Рой, не ругай меня за то, что я не виделась с тобой какое-то время. Есть вещи, которые я ненавижу, например, быть с теми, у кого плохое настроение. Я так натерпелась с матерью, что тут же впадаю в отчаяние. — И добавила более сердечно: — Вот почему я держалась в стороне, хотя мне это не очень нравилось, и ждала, когда ты с этим справишься, а я знала, что справишься. Я вернулась, как только появился шанс, и так всегда было между мной и Бампом.

— Когда же, Мемо, ты наконец поймешь, что я не Бамп?

— Не злись! — Она подняла к нему лицо. — Я хотела сказать только то, что ко всем моим друзьям отношусь одинаково. — Мемо была совсем близко, и Рой чувствовал ее теплое дыхание. Он заключил ее в объятия, и она тесно прижалась к нему и позволила потрогать «больную» грудь. Но когда Рой попытался подвинуть ее к кровати, Мемо высвободилась и сказала «нет».

— Почему нет? — выдохнул Рой.

— Я нездорова.

Он не поверил:

— А что с тобой?

Мемо рассмеялась:

— Ты, Рой, бываешь таким невинным. Когда девушка говорит, что нездорова, она должна тебе все рассказать?

Теперь Рой понял и смутился, потому что вел себя как последний глупец. Приставать с объятиями он больше не стал и принял за добрый знак, что Мемо заговорила с ним так интимно.

«Рыцари» взяли в Бостоне свои три игры, а на следующий день двойной хедер в Эббетс-Филде, что составило семнадцать побед подряд на пути их возвращения в верхние строчки сезона. Перед тем как Рой вышел из спада, они упали на пятое место, отставая на двенадцать игр, затем постепенно поднялись на третье и после двойной победы в Бруклине отставали на две игры от Филсов, которые весь сезон бились с «Кардсами» и «Доджерсами». «Пираты», трижды подряд побитые «Рыцарями» во время их Западного турне, все еще занимали первое место, на две игры опережая «Филсов» в розыгрыше первенства Национальной лиги.

Когда «Рыцари» вернулись на родную площадку для серии в три игры с плетущимися в конце «Редами», весь город проснулся от спячки. Придя в себя от потрясающего сюрприза, который преподнес им блестящий прогресс команды, фанаты собирались толпами. Они набивались на трибуны и смущенно улыбались, потому что большинство из них за время пережитого Роем спада завязали с «Рыцарями». Теперь целые кварталы вокруг стадиона гудели от криков людей, вываливавшихся из подземки, троллейбусов и автобусов и шествовавших по переполненным улицам к заколоченным досками (к великому сожалению Судьи) с утра этого дня билетным кассам. Возбужденные полицейские с багровыми лицами, усиленные конными нарядами, пытались оттеснить всех туда, откуда они пришли. После долгих лет веселья, когда можно было вдоволь потешаться над «Рыцарями», город охватило предчувствие большой игры. Люди склонялись к радиоприемникам, вытягивали шеи в барах, чтобы взглянуть на чудо-мальчиков, названных так спортивными журналистами со всех концов Америки, которые теперь набивались в единственную, некогда пустовавшую, ложу прессы. Каждое движение этих чудо-мальчиков вызывало у их фанатических сторонников бурю восторга. Она расходилась кругами, концентрируясь вокруг фигуры Роя Хоббса, героя и несомненного человека судьбы. Он, говорили все, приведет «Рыцарей» к победе.

Фанаты нежно любили Роя, но Рой не любил фанатов. Он не забыл их подлого поведения в тот момент, когда переживал свой черный час. Часто ему хотелось засунуть в глотки фанатов их радостные вопли… Вместо этого Рой вымещал свои чувства на мячах, разнося их в мелкие клочки. Казалось, он считает лучшим способом отплатить фанатам, питчерам, издевавшимся над ним, и статистикам, которые подсчитывали и описывали его неудачи, — побить все возможные рекорды. Выходя с мячом, Рой напоминал охотника, выслеживающего медведя или того,

кто мечтает поймать недоступную звезду. Рой не успокаивался до тех пор, пока, подняв Вундеркинда, не закручивал мяч над крышей, к горизонту. Часто, без очевидной причины, Рой ненавидел мяч, в который было вложено гораздо больше от него, чем он хотел бы выдать любому, кто когда-нибудь в сумрачный день откопает его среди грязи. Иногда, наблюдая за взвивающимся к небу мячом, Рой видел только круги, и ему казалось, будто он молотит по мячу потому, что всегда не любил круги. Они ведут в никуда, только обратно к тому, с чего начато, а он стоит и бьет по мячу, выбивая из Вундеркинда кольца дыма, и все радуются этому, как сумасшедшие. Чем больше они радовались, тем сильнее охладевал он к ним. Рой не мог перестать бить по мячу, и каждый удар только пробуждал голод по следующему (доктор сказал, что у него нет в кишках никакого солитера, а ест он так, потому что затрачивает много сил), но он не хотел никаких аплодисментов от этих олухов на трибунах. Один-единственный раз Рой на миг простил их, когда, рванувшись за свечой, почти врезался в стену, а они все ахнули от испуга и криками предупредили об опасности. Поймав мяч, он сдернул кепи, и от их воплей закачались стропила.

Пресса, которая во время его спада вела себя гнусно, также изменила тон. Все до единого (за исключением одного) осыпали Роя похвалами, превозносили его и в своих колонках называли «Новичком года» [60] (хотя соглашались, что он больше похож на бывалого мастера, закаленного ветерана бейсбольных войн) и Самым полезным игроком. На годы вперед они заговорили о выдвижении Роя на персональную нишу в Куперстаунском Бейсбольном музее Славы. Репортеры писали, что он из бессмертных, гигант бейсбольного мастерства и больше напоминает кряжистых великанов восьмидесятых и девяностых [61] , чем стройных мальчиков нашего времени. Рой возвращал к прошлому, к временам настоящих героев, а не субтильных мальчиков, работающих на публику, которые как грибы после дождя появились вокруг неспортивного бейсбола, — прирожденный мастер, каких не видать в наш собачий век, и разве не повезло им, счастливчикам, что он, появившись здесь и сейчас, совершает перед ними свои чудеса? Многие авторы с придыханием рассуждали о том, чего мог бы добиться Рой, начни он играть в двадцать.

60

«Новичок года» — почетное звание, ежегодно присуждаемое Ассоциацией бейсбольных комментаторов игрокам-новичкам каждой из высших бейсбольных лиг.

61

Имеется в виду конец XIX века.

Исключение составлял, конечно, Мерси. Его по-прежнему больше интересовало прошлое Роя, чем его нынешние достижения. Он часами просиживал в справочном отделе газеты, пытаясь раскопать возможные наводки на возможные преступления (что такое он скрывает от меня?), запрашивал информацию у начальников тюрем, шерифов, инспекторов по делам несовершеннолетних, директоров детских приютов и полупрофессиональных менеджеров во многих городах Западных и Северо-Западных штатов, назначал вознаграждение, побуждая спортивных журналистов маленьких городков к исследованиям прошлого и настоящего Роя. Усилия Мерси не приносили плодов, пока однажды, к его удивлению, он не получил письмо, написанное печатными буквами на листке из блокнота, от человека, который предложил за две сотни баксов кое-что рассказать о новом чемпионе. Макс, не раздумывая, пообещал деньги и получил свой первый прорыв. Балаганный актер из провинции клялся, что Рой выступал клоуном в маленьком бродячем цирке. В качестве доказательства он прислал афишу с изображенным на ней лицом клоуна — в бело-красной боевой раскраске. Клоун прорывался сквозь бумажный обруч. Рой изображал курносого Бобо, который, несмотря на деланное веселье, казался печальным и одиноким. Уверенный, что картинка вызовет сенсацию, Макс напечатал ее на первой странице с подписью «Рой Хоббс, Принц-Клоун Бейсбола». Однако большинство из тех, кто купил газету, не верили в то, что это Рой, а те, кто поверил, не придали этому значения.

Рой пришел в ярость из-за картинки и поклялся выбить пустобреху зубы. Но не сделал этого: когда они встретились следующим вечером в лобби Мидтауна, Макс рассыпался в извинениях. Он сказал, что должен поздравить Роя с победой над всеми десятью разными способами и просит прощения за картинку. Рой кивнул, но не появился вовремя в ресторанчике, где его ждали Поуп, Ред и Макс — к вящему беспокойству Поупа, так как в эти дни Рой никогда не опаздывал к столу.

Обслужить их подошел официант, толстый немец с огромными усами. Обед начался с того, что он облил спину Макса супом, затем подал ему стейк, похожий на головешку. Когда Макс громко запротестовал, официант через четверть часа принес ему другой. Но не успел журналист отведать мясо, как официант опрокинул стакан пива ему на брюки.