Самоубийство Земли
Шрифт:
Но, конечно, не красота женского лика так потрясла моего героя. Сидящая перед ним женщина была невероятно, неестественно, невозможно похожа на Хозяина, а значит и на Александра Сергеевича. Перед Андреевым предстал очаровательный вариант все того же лица.
Кошка, сидящая в его голове, убрала когти, и он подумал довольно спокойно: «Или все эти кооперативщики — родственники, или они умеют раздваиваться… растраиваться… Все ясно: у меня начинается бред».
— Садитесь, пожалуйста, — почти пропела женщина, и робкая улыбка пробежала по ее лицу. — Я вижу, у вас несчастье? Вы — одиноки? От вас любимая ушла?
«Начинается», — с ужасом подумал мой герой, и ему захотелось выскочить из комнаты, но вместо этого он сел в широкое удобное кресло.
— Итак, у вас несчастье, — повторила черноволосая женщина. — Что же вы сразу к нам не пришли? Это с творчеством еще много проблем, хотя и они, как вы уже убедились, решаемы. А с любовью все просто: ее нет. Во
И Андреев подумал: «Они не только похожи внешне, у них даже реплики повторяются».
На этом закончились его собственные мысли: он снова подчинился чужой логике.
— Странное дело, — улыбнулась женщина, — каждый, кто приходит в наш кооператив, может долго рассказывать, скажем, о положении негров в Америке или о путях решения Продовольственной программы. Уверяю вас: рассказ получится вполне эмоциональный и выводы будут сделаны достаточно глубокие. Но стоит попросить поведать хоть что-нибудь о себе самом, о собственных взаимоотношениях с миром — собеседник тут же теряется, не может двух слов связать, не говоря уже о том, чтобы делать какие-то обобщения. Вам не кажется странным, что люди вообще создания очень парадоксальные? Ведь земная природа — творец, уважающий логику, единственное нелогичное, противоречивое создание природы — гомо сапиенс. Остается предположить: либо человек — никакой не венец природы, а не то шутка, не то брак гениального Создателя, либо же он заслан на землю из космоса. Вот вам, пожалуйста, одно из многочисленных противоречий: будучи творением глубоко эгоистичным, человек о внутренней своей сущности задумывается куда реже, чем, скажем, о состоянии окружающего его мира. Вам никогда не казалось странным, что можно увлечь огромную массу людей, предложив новую систему построения общества, но я не ручаюсь, что вам удастся поднять хотя бы одного человека, если вы откроете ему систему взаимоотношения людей. Не от того ли книги никого никуда не подвигают — подвигают только манифесты? А теперь представьте, что ту энергию, которую люди веками тратили на переустройство мира, — заметьте, при этом они никогда не были уверены, что изменяют именно то, что надо, и именно так, как надо, — так вот, представьте, что эту энергию люди направили бы на переустройство самих себя. Поверьте, в этом случае люди сегодня были бы подобны богам, а мир — прекрасным и справедливым. Впрочем, мне кажется, я утомила вас своими отвлеченными рассуждениями, — неожиданно улыбнулась женщина. — Вы меня совсем не слушаете.
— Что вы, мне очень интересно, — попытался улыбнуться и Андреев. — Просто мы так редко говорим обо все этом, что я…
Андрееву совершенно не хотелось продолжать, мысль его, не получившая воздуха слов, — задохнулась.
Женщина, однако, не обратила на это никакого внимания.
— Если вам действительно интересно, то я позволю себе еще одну общую мысль. — Она снова посмотрела внимательно и чуть испуганно. Андреев вздрогнул от этого взгляда. — Дело в том, что дар стрелы, о котором, я уверена, вам говорили и Хозяин, и Александр Сергеевич, — это свойство не только отдельного человека, но и человечества в целом. Человечество, увы, ошиблось в выборе цели, и потому оно двигается к единственно возможному — двигается к своему концу. Всю свою многовековую историю люди занимались тем, что преобразовывали окружающий мир, но ничто не может меняться вечно, и потому всякое непрерывное преображение неминуемо ведет к гибели. И если бы меня спросили: «Так что же делать, дабы избежать катастрофы?», я могла бы ответить лишь одно: изменить цель.
Лишь на мгновение умолкла женщина, но и этого хватило, чтобы из Андреева выскочили такие слова:
— То, что вы говорите, — это ведь очень абстрактно.
Ободренный звуком собственного голоса, он продолжил:
— Попросту говоря, вы призываете заниматься самоусовершенствованием, да? Но ведь это не открытие.
— Кооператив, который занимается открытиями, находится как раз через улицу, — спокойно возразила женщина. — А что касается абстрактности моих выводов… Что ж, давайте более предметно. Вот есть революционеры — те, кто ставит своей целью изменить устоявшийся порядок вещей. Это понятно, да? Есть общество — соединение людей, особенность которого заключается в его повышенной внушаемости. Каждый человек по отдельности бывает легко внушаем или не внушаем вовсе, но когда они собираются в обществе, их можно убедить в чем угодно. Итак, революционеры, общество… А еще есть… Мыслители, писатели, художники… Давайте для обобщения назовем их духовниками, они влияют на сознание людей, пытаются воздействовать на их души. Так вот, на протяжении всей своей истории общество почитало духовников, а шло всегда за революционерами. В этом, если угодно, еще один парадокс… Теперь я говорю достаточно конкретно?
Мысли
Когда это случилось, Андреев подумал следующее: «Чем я занимаюсь всю жизнь? Разговорами. Я — профессиональный беседователь. Если бы все произнесенные мной слова использовать, как кирпичи, и выстроить из них забор, то его, пожалуй, не пробила бы никакая, даже атомная, бомба… Но никто и никогда не говорил со мной о том; о чем беседуют в этом загадочном кооперативе… Как же я могу спорить? Или даже просто отвечать на вопросы?»
Усталая мысль растворилась в сознании и, угасая, послала последний импульс: «Интересно, а о чем же мы говорим-то все время?»
Молчание Андреева было расценено по-своему: его собеседница всплеснула руками и рассмеялась:
— Учу вас чувству меры, а сама его не знаю. Это все — общие рассуждения, может быть, и полезные, но — общие. А теперь давайте о главном. Наше учреждение — напомню — называется «Кооператив, который может все», и занимаемся мы тем, что помогаем людям обрести душевное спокойствие. — Голос женщины становился абсолютно серьезным, в нем даже то и дело вспыхивали тусклые искры занудства. — И здесь необходимо напомнить, что каждый день, прожитый любым человеком, можно разделить на две части, обозначим их — условно, конечно, — работа (то, что вы называете творчеством) и любовь. Все остальное времяпрепровождение — либо отдых от первого, либо подготовка ко второму. Как вы уже могли убедиться: добиться успехов в творчестве — дело нехитрое. Также вам уже известен удивительный человеческий дар — дар стрелы. Отсюда логично предположить, что если человек понимает, чего он ждет от любви, — он добивается своей цели.
— Неужели и в любви есть система? — выдохнул Андреев.
— А как же! — женщина зябко закуталась в свою черную шаль, и Андреев с удивлением вспомнил, что на улице — дикая жара. — Вы меня извините, но ведь глупо даже предполагать, будто вся человеческая жизнь строится по вполне определенной схеме, а одна из ее важнейших составляющих существует лишь по прихоти чувств, вне всякой логики и системы. Впрочем, это заблуждение вполне объяснимо: у большинства людей — эдакое лирико-романтическое отношение к любви. Вам очень хочется найти в этой жизни хоть какую-то загадку, неподвластную разуму. И вы решили, что имя этой тайны: любовь, не так ли? А тут еще и писатели ваши постарались, будто специально все ниже и ниже опуская завесу над тайной. Им бы побольше философией заниматься и поменьше писать об амурных делах, а то, сами того не желая, они так запутывают суть дела, что человек теряет способность понимать самые элементарные вещи, ему становится не по силам объяснить, скажем, что Анна Каренина и Дон Жуан по своей человеческой сути — совершенно одинаковы. Вот и вы уже порываетесь со мной спорить. Постойте, давайте все по порядку, который, как вы сейчас убедитесь, в этом вопросе есть.
Женщина говорила с той неторопливой, нарочито вежливой интонацией, с которой, как правило, объясняют очевидные вещи очень тупым людям: она аккуратно складывала слова, подавала их с улыбкой на лице и твердостью в голосе.
— Подозреваю, что вам покажется неприятным или, хуже того, циничным то, что я вам сейчас скажу, но, согласитесь, истина не перестает быть таковой, даже если она дурно пахнет. Итак, нам придется произвести еще одну классификацию и снова — на два вида. (В скобочках замечу, что, обожествляя цифру три, люди весьма неосмотрительно пренебрегают цифрой два, а ведь именно она — богиня контраста: свет и тьма, белое и черное, любовь и ненависть… Контрасты всегда двумерны). Для того, чтобы произвести классификацию, вспомним про дар стрелы и зададимся самым элементарным вопросом: какую же цель преследует человек в любви? Ведь будучи от природы существом крайне эгоистичным, он всегда твердо знает свою цель (правда, не всегда признается в этом даже себе). Вот в зависимости от цели и разделим людей. Одни — назовем их условно — домовиками — понимают: любовь — единственная возможность построить дом. Именно домовики — как нам удалось установить — придумали весьма воинствующую поговорку: «Мой дом — моя крепость». В каком бы веке ни жили домовики, именно так воспринимают они свой дом…
Мягким, воздушным движением выдвинула женщина ящик стола и перед Андреевым шлепнулась толстая черная папка, на которой огромными красными буквами было написано: «ДОМОВИКИ».
— Как вы понимаете, если я начну читать вам все, что удалось собрать в эту папку, мы не расстанемся до завтрашнего утра да и, к тому же, весьма далеко удалимся от сути разговора. Но, главное, думаю, вам ясно: домовики — люди, имеющие одну ясную цель — зажечь семейный очаг, чтобы возле него отогреваться от всех жизненных невзгод. Очаг столь дорог домовикам, что они долго умеют не замечать, когда он погас: греют душу над пеплом, убеждая себя, будто огонь еще пылает. Итак, с домовиками мы в общем разобрались, теперь перейдем ко второму, признаюсь, более распространенному виду. Для простоты обозначим его зоологическим термином — «Хищники».