Самоучитель игры на мировой шахматной доске

Переслегин Сергей Борисович

Прусская армия могла либо отказаться от концепции генерального сражения (а значит, и от достижения позитивных целей войны), либо научиться использовать отдельные бои согласованно. Сначала в пространстве, а затем и во времени. Отметим еще раз — проведение и планирование операций органически связано с усилением штабной (информационной) составляющей в боевой деятельности армии.

Будучи синтезом правильного боя и маневра, операция проявляет характерные черты то одного из этих элементов, то другого. Прежде всего это касается так называемых кризисов, характеризующихся высокой неопределенностью динамики операции. Клаузевиц отмечал, что в моменты максимального напряжения сил столь многие факторы оказывают действие на исход сражения, что предсказать результат становится

невозможным [Клаузевиц, 1941] [191] . Клаузевиц выделял единственный кризис боя — переломный момент, преодолев который одна из сторон безусловно одержит победу (вполне возможно, однако, что сам бой закончится раньше этого момента).

191

Иными словами, кризис есть точка бифуркации. Он, следовательно, всегда связан с преобразованием структуры позиции/ операции, то есть с изменением внутреннего времени.

Операция, являющаяся совокупностью боев, имеет несколько локальных оперативных кризисов. Несложно показать, что в наиболее простом случае, когда для достижения цели операции необходимо одержать победы во всех частных боях, переломные моменты каждого боя являются точками кризиса операции. Заметим в этой связи, что если число боев в операции десять (что немного), а вероятность выиграть каждый бой составляет 90% (что бывает весьма редко), то шансы на успех всей операции не превышают 35%. Это накладывает на оперативное планирование требование сократить число боев, критичных для развития операции. В идеале таких боев не должно быть вообще.

Наиболее простая схема операции такова: прорыв, маневр, контрудар противника, отражение его, прохождение первой критической точки, развитие успеха до момента прохождения второй критической точки. Отметим, что фаза прорыва (разрушения статического гомеостаза системы «война») необходима и при отсутствии позиционного фронта или даже фронта вообще. Дело в том, что неприятельские войска в полосе операции обязательно должны быть связаны боем — в противном случае у противника обязательно найдется опровергающий вашу операцию маневр против фланга и тыла наступающей группировки.

А вот стадия контрудара противника проявляется не всегда. В Висло-Одерской операции, например, силы обороняющегося были полностью разгромлены в фазе прорыва, поэтому организовывать контрудар оказалось нечем. Но такой случай все же является редким везением. Ведь если у противника остались хоть какие-то резервы, он обязан контратаковать, и именно на стадии развития успеха вашей операции. В противном случае он предоставляет вам свободу действий, что чревато по меньшей мере потерей пространства (то есть территорий государства), а чаще всего — окружением и разгромом. Заметим далее, что на стадии прорыва наступающая сторона тратит некоторое количество сил. Следовательно, маневр должен приводить к выигрышу в качестве расположения сил. Только в таком случае контрудар противника будет парирован и операция войдет в стадию развития успеха.

Эта динамическая схема является не только самой простой, но фактически и единственно приемлемой. Мольтке отмечал: «План операции не может с некоторой уверенностью простираться дальше первого столкновения с главной массой неприятеля. Только профан может думать, что весь поход ведется по предначертанному во всех мелочах плану без отступлений и что этот первоначальный план может быть выдержан до конца» [Мольтке,1938]. Заметим, что, исключая ситуации, когда противник явно «подставил» свои войска, столкновение с главными силами неприятеля состоится именно на третьей фазе операции.

Крайне важно понимать, что успех операции измеряется [192] именно на этой стадии.

Мольтке-младший при выполнении шлиффеновского плана ошибочно посчитал операцию удавшейся уже после Приграничного

сражения. Однако в этот момент в стадию развития успеха вступал только марш-маневр правого крыла через Бельгию и Францию, но не вся «Битва за Францию». Для войны в целом «сбор урожая» начинался только после стадии контрудара, к которой Шлиффен подходил очень ответственно — как к генеральному сражению.

192

Здесь мы используем это слово в том же смысле, что и Клаузевиц, который говорил, что «бой есть измерение сил противников» [Клаузевиц, 1941]

Та же ошибка была допущена штабом ОКХ при осуществлении планов «Гельб» и «Барбаросса». Выиграв огромный резерв на фазе маневра, немецкое командование всякий раз считало, что этого достаточно для победы. Во Франции противник действительно не смог организовать адекватного ответа, но даже в этом случае достигнутый успех был невелик, и для разгрома Франции пришлось организовывать новую операцию, то есть тратить время и ресурсы. Что касается плана «Барбаросса», то он контрударом был фактически опровергнут. В целом промахи планирования приводили немцев к странным победам, при которых удавалось захватить территорию, но не разбить армию противника.

А ведь захват территории в принципе не может быть целью операции. Это задача возникает лишь на уровне стратегии, в то время как цель операции — разгром войск противника и создание условий для легкого решения стратегических задач.

Итак, качество операции определяется на ее третьей фазе. Зададимся вопросом — а где накапливаются шансы для победы в генеральном сражении? Ответ однозначен: накопление ресурса осуществляется на фазе маневра. Некоторый выигрыш можно получить и на первой фазе, однако прорыв — это правильный бой, в котором велики затраты обеих сторон, причем наступающий, как правило, теряет больше.

В чем же именно заключается выигрыш качества во время маневра? Чаще всего он носит геометрический (географический) характер. За счет маневра создается угроза многим пунктам противника, тем самым он вынуждается к распылению сил, которые в большинстве своем теряют «валентность» (способность к оперативному движению) и пропадают для решающего боя. Это — основная форма выигрыша. (Понятно, что пункты, которым маневр создает угрозу, должны быть значимыми для противника.)

Альтернативным способом использования маневра является выигрыш фланга или тыла неприятельских войск. Несмотря на всю привлекательность такого образа действий, он редко приводит к решающему успеху: если только в тень операции не попадают особо важные пункты, противник сможет избежать окружения, пожертвовав арьергардами. Так было после Приграничного сражения в 1914 году, после прорыва германских войск к Ростову на Дону в 1942 году. Шлиффен потому и планировал обходный маневр огромного размаха, что не рассчитывал на грубые ошибки противника. По его мнению, войско, подвергнутое угрозе охвата, всегда успевает отступить и для достижения победы необходимо сначала парализовать подвижность противника. В маневре правого крыла это достигалось последовательным захватом центров связности.

Необходимость предварительного сковывания противника понимал и младший Мольтке, и его командующие армиями. Они, однако, оказались во власти распространенного заблуждения. Понятно, что силы, вышедшие на оперативный простор (то есть перешедшие ко второй стадии), более подвижны, чем связанные боями или находящиеся на блокированных позициях силы противника. Поэтому всегда можно разменять успех прорыва на удар по ближнему флангу противника — то есть сразу «выиграть материал». В такой схеме, однако, есть слабое звено: затраты на стадии прорыва обычно бывают больше, чем приобретения за счет такого вымороченного маневра. (Может быть, самыми характерными примерами являются второе наступление при Сомме в сентябре 1916-го или сражение при Камбе. В обоих случаях реализованный прорыв не привел к существенному изменению в соотношении сил и не оказал воздействия на устойчивость фронта.)