Самурай Ярослава Мудрого
Шрифт:
Удар субурито пришелся ему по кистям, и варяг выронил меч. Скорее всего, пару костей в кисти, а то и в обеих мой меч ему сломал. Теперь варяга мог бы спасти или Один, или Ярослав, или же приступ берсеркизма. Но вышло иначе. Берсерком Фарлоф не был, Ярослав имел свой взгляд на творившееся во дворе (причем из окна прямо над нами, как потом выяснилось). Так что мой меч сначала ударил варяга в кисти рук, выбивая меч, а потом ударил уже по пустым рукам сверху, довершая начатое. Варяг все же изловчился подхватить оружие и потому, думаю, попал все же к своим богам. Сражаться он уже не мог, вмешаться же никто не успел — субурито упало варягу на темя, раздался хруст, кровь хлынула у того из ноздрей и ушей, и Фарлоф,
Я стер его слюну со щеки рукавом рубахи, через голову стянул ее и кинул в сторону белым комком. Круг расступился, молча давая мне дорогу, и не скоро заговорил.
Я снова вернулся на завалинку и, достав из кармана пачку сигарет, закурил.
Во двор вышел мрачный князь, сопровождаемый Ратьшей.
— Ферзь! — позвал князь.
Я поднялся и поклонился ему.
— Сюда иди, — князь указал рукой на место перед крыльцом. Я в куртке на голое тело с мечом на плече встал куда было велено. Сейчас посмотрим на суд княжеский. Как бы то ни было, выбора нет. Или сейчас князь послушает свидетелей, или же просто решит суд в угоду варягам, которые под предводительством своего вожака стояли гурьбой, не смешиваясь с остальной толпой. Возле крыльца же лежал труп Фарлофа.
— Видоки кто? — строго спросил Ярослав.
Видоков сыскалось немало. Причем среди варягов тоже. Один, высоченный, крепкий варяг, коверкая русские слова, поведал собранию, что «Фарлоф сам задратся Ферз. Ферз только отвечарт!».
Князь, все такой же суровый, как и был, выслушал всех, кто желал говорить, посоветовался негромко с Ратьшей и молвил:
— Коли Фарлоф Ферзя сам задрал, то нет вины Ферзя, что тот ответил. Если Фарлоф сам на бой наставника вызвал — нет вины Ферзя, что тот варяга убил. Прав Ферзь в этом поединке, таково мое княжеское решение. — Варяги ответили удивленным гулом, но князь строго сдвинул брови и бросил им: — Мне дела нет, каких кровей правый. И нет мне дела до того, какой виноватый крови — будь то словен, варяг, булгарин, нурманн али араб.
С чем князь развернулся и ушел, варяги подхватили с земли тело соплеменника и ушли куда-то за терем, а меня окликнул Ратьша. Я подошел к тысячнику.
— Суров ты, наставник, — бросил тысяцкий.
— И Фарлоф был суров. Оба мы люди княжьи, а что он варяг, а я нет, то мне все едино, — отвечал я тысяцкому.
— И то правда. Коли варяги уже просто так задираться стали, то пора бы их и в чувство привести, как думаешь, Ферзь? — Ратьша явно хотел какого-то определенного ответа. Но мне до его чаяний дела не было, потому ответил честно, что и думал:
— Как князь велит, Ратьша, так и поступлю. Если со мной задираться будут — милости прошу.
— Добро, наставник. Теперь хочешь — тут сиди, хочешь — домой ступай, пока дел для тебя нет, — сказал, помолчав, Ратьша. Видимо, он очень хотел услышать от меня что-то определенное. Ну не обессудь, тысяцкий, не дипломат я. Говори прямо — прямо и отвечу. А впрочем…
— Знаешь, тысяцкий… Если у телеги одно колесо расти начнет, то быть телеге в канаве. Так что, думаю, прижать бы варягов не помешало, — негромко сказал я, глядя тысяцкому прямо в глаза. Те потеплели.
— Ступай, Ферзь, домой. Тут ты уже все сделал, что мог, — улыбнулся тысяцкий.
— А звал ты меня зачем, тысяцкий? Я ведь по твоему зову пришел, сам, вообще, на базар думал, к булгарам.
— Звал? Ну сегодня уже не до того, больно много всего за один полдень случилось. Завтра уж поговорим, — отвечал Ратьша, все так же улыбаясь.
И тогда я улыбнулся ему в ответ своей кривой ухмылкой.
— Добро, Ратьша. Тогда я еще сейчас на базар поспею. Можно я Поспелку заберу со двора? Покажет мне Ростов.
— Бери, конечно. Тут и без него народу хватит. А ты никак спросить хотел о чем-то?
— Хотел, да сегодня
— Добро, забеги на днях, поговорим, — кивнул Ратьша и ушел в терем.
Я же подозвал к себе вертевшегося Поспела, и мы зашагали с ним со двора. Правда, за бабами я не пошел — как я и сказал, сегодняшнее утро как-то не располагало к покупкам баб или девок, или даже собак. Так что мы просто прогулялись с Поспелом по городу. Побывали и неподалеку от булгарского торжища, потом побродили по берегу Неро, а потом я проводил Поспелку, который был чрезвычайно восхищен тем, что я «варяга деревянным мечом, как пса, убил!». Из чего я сделал вывод, что поединки во дворе терема невелика редкость, а варяга этого мало кто любил. Добро…
Глава XII
Домой я пришел ближе к вечеру — загулялся по городу, твердо памятуя, что курить посреди улицы не стоит. Мысли мои были в некотором беспорядке. Складывая два и два в привычной системе исчисления, получалось, что я тут буду выполнять функции бойцовой собаки, которую пока без устали проверяют, причем на износ — инцидент с Фарлофом произошел, пока с меня еще и швов-то не сняли… А дальше что? «Мавр сделал свое дело»? М-де. В который раз я с грустью подумал, что понимаю старика Тайра, который сидел себе на необитаемом острове, наплевав на все на свете: государства, границы, интриги, положение в мире и прочую дребедень. Уйду вот в леса, ищите себе другого бультерьера. Но я уже понимал, что никуда я пока не побегу, — здесь было очень и очень интересно. Да и везло пока. Непростительно везло. Весь опыт моей предыдущей жизни мягко напоминал мне, что шерсть на загривке опускать рано. И кстати, когда мы, наконец, начнем строить Ярославль? В той жизни я в нем не бывал, но зато увижу, так сказать, самые истоки. Напишу на какой-нибудь стене попрочнее пару иероглифов, чтобы потом археологи взвыли, пытаясь понять, что случилось и откуда в Ярославле о ту пору оказался грамотный и хулиганистый японец?
Я усмехнулся сам себе, на левую сторону, как обычно. Конечно, такого писать не стоит, и надеюсь, что мои окурки к моменту начала раскопок превратятся в пыль. Иначе точно у кого-нибудь будут проблемы — фильтр от сигареты с тысячелетней историей. Да он на аукцион уйдет. «Не исключено, что эту сигарету курил, думая о судьбах родины, сам Ярослав Хромой!» И какой он хромой, кстати? Я никакой хромоты не заметил, правда, он предо мною и не маршировал. Нет, все равно, привычка схватывать все черты человека, с которым общаешься, меня ни разу еще не подводила, а действовала она уже давно самостоятельно, так глубоко вошла и въелась. В конце концов, когда бы не она, как бы я тогда был жив по сю пору, учитывая веселую работу моих последних лет? Или же он охромеет чуть позже, несмотря на все ссылки на летописцев? Если он уже перестал выплачивать папаше ежегодную дань, то может и охрометь, его родитель кротостью никогда не отличался. Что-то больно я весел нынче. Не с чего веселиться-то. Сейчас встретят у дома варяги — и все. Не то чтобы уж страшно, но ужасно, признаться, обидно. В кои-то веки что-то складывается одно к одному и становится все интереснее, а тут нате вам.
Тут, наконец, предстали передо мною ворота родного со вчерашнего дня дома. Никаких варягов, равно как и вообще кого бы то ни было, рядом не оказалось, что не сильно меня опечалило. Дома тоже оказалось все в порядке, а Дед, как мне показалось, даже обрадовался, но забубнил недовольно, видать для приличия:
— Где лытаешь, Ферзь? Темнеет уже.
— Дед, так я человек княжий, как велят, так и живу. Никто тут по мою душу не наведывался, пока меня не было?
— Нет, никого не было. Аль ждешь кого? — Дед прищурился.