Самвэл

Мелик-Акопян Акоп

Он снова обратился за советом к жене.

— У нас заведено, — подумав, сказала она, — каждый год присутствовать на всенародных празднествах в Шаапи-ване. Не раз случалось выезжать и задолго, за несколько месяцев до праздника. Там стоят войска царя, туда прибывал и он сам. В ожидании праздника мы вместе наслаждались красотою окрестных гор. Сейчас это паломничество — удобный предлог уехать отсюда. Ты можешь уехать через дна дня, как и решил, а мы по следуем за тобой через неделю.

— Прекрасная мысль! — восхитился Мушег. — Священный Шаапиван недалеко от Артагерса, а наше войско будет стоять там.

За дверью снова послышалось детское агуканье.

Муж и жена

прервали свой разговор.

Няня внесла маленького Мушега и сказала, что он никак не хочет угомониться. Молодая княгиня взяла дитя на руки. Маленький человечек, самый большой предмет забот и беспокойства родителей, сам же и мешал им прийти к окончательному решению.

Сатеник отпустила няню.

Малыш высвободился из объятий матери, переполз в объятия отца и, поднявшись на пухлые ножки, протянул ручонки к его лицу — играл его бородкой, дергал за волосы, трогал губы.

— Да, дорогая, священный Шаапиван — это самое удобное место, — повторил Мушег. — Хорошо, что напомнила мне о нем. Там ты уже не найдешь нашего злосчастного государя, но непременно найдешь еще более злосчастную государыню. Твое присутствие смягчит ее горе. Там сейчас все царское войско, оно двинется оттуда на соединение с нашими войсками, которые будут сосредоточены в Артагерсе. Значит, все решено.

Едва он произнес эти слова, маленький Мушег чихнул дна раза подряд, и эта счастливая примета скрепила принятое решение.

XVIII ЮНЫЙ АРТАВАЗД

Уже совсем стемнело, а Самвел, который еще утром поехал провожать Саака и Месропа, все не возвращался. В зале одиноко сидел, дожидаясь своего питомца, старый Арбак, у дверей томился юный Юсик. Оба изнывали от беспокойства: князь запаздывал, чересчур запаздывал.

Старик несколько раз вставал, поправлял фитиль в светильнике, убавлял огонь, потом снова прибавлял, но этого оказалось недостаточно, чтобы занять его, и он начал от скуки пересчитывать копья и другое оружие, расставленные в зале. Дядька Самвела и прежде пересчитывал их, по крайней мере, раз сто, не меньше, и все-таки начал все с начала.

Юный Юсик время от времени входил в зал, говорил старику какую-нибудь чепуху, чтобы поддеть его, и снова выходил.

А князя все не было.

Юсик снова вошел в зал, остановился прямо напротив старика, подбоченился и со смешком в голосе спросил:

— Знаешь, что я видел под окнами?

— Что ж ты видел, чертенок? — хмуро спросил Арбак, вглядываясь в плутоватое лицо юноши.

— Стою, вижу, кто-то все ходит мимо меня туда-сюда. Я прижался к стене, он меня не заметил, постоял под окнами и ушел. Он все крутился у наших покоев и все озирался по сторонам... то туда посмотрит, то сюда. Подберется к окнам, постоит, послушает, потом отойдет, чтобы не заметили, потом опять подкрадется. Вот отошел он, а я сбегал на кухню, притащил полено покорявее и положил как раз там, где он пристраивался, когда в окно заглядывал. Пришел он снова, запнулся о полено да как грохнется прямо на камни! Что уж он там себе разбил, голову или нос, не знаю, только застонал, заохал — и захромал, откуда пришел,

— Кто был, не знаешь?

— Как не знать. Евнух Багос, княгинин любимчик.

— Этого прохвоста давно пора прикончить... прибить как собаку, — со злостью буркнул старик.

— Он свое получил, — отозвался юноша и снова вышел за дверь.

Арбак остался один. Его душил гнев — и это был праведный гнев. Целых полвека был старый воин свидетелем всего доброго и дурного, что совершалось в замке, радовался его радостям и печалился его печалями, но никогда у него не было так тяжело на

сердце, как в эти дни. Он еще не совсем разобрался, что тут творится, но внутренний голос говорил ему, что дело нечисто. Соглядатаи матери обложили покои сына... сын что-то делает тайком от матери... по ночам какие-то люди входят в замок, выходят... все шепчутся, все таятся друг от друга... Что значат все эти предосторожности? Старик задавал себе эти вопросы, и его ясная и бесхитростная душа не находила ответа.

Он сидел нахмурившись и угрюмо размышлял обо всем этом, пока в прихожей не послышались громкие шаги. Дверь открылась, и вошел Самвел, а за ним двое оруженосцев, которые встали по обе стороны двери.

— Добрый вечер, дорогой Арбак, — весело воскликнул он, подошел к старику и положил руку ему на плечо. — Долго я заставил себя дожидаться?

Молодой князь был весел, и это немного разогнало мрачное настроение его старого дядьки. Арбак поднял голову.

— Что так припозднился?

— Не так-то легко расставаться с любимыми друзьями, высокочтимый Арбак. Ели-пили, обнимались, расставались — а потом снова вернулись обратно, снова принялись прощаться, потом еще и еще раз — так и прощались, пока солнце не село.

Он повернулся к дверям и жестом отпустил оруженосцев. Отвесив поклон, они ушли. Вошел Юсик и встал на страже у дверей.

— Теперь скажи, Арбак, был ты у моей матери? — спросил Самвел и устало прилег на диван.

— Как же, — отозвался старик. — Два раза был.

— Нет, три раза, — уточнил Юсик.

— Грешен, ошибся — три раза, — поправил себя старик, покосившись на юного слугу. — Раз утром, раз днем...

— И раз вечером, — со смехом докончил за него Самвел.

— Ну да, и раз вечером, — повторил старик, не понимая, что тут смешного.

Самвел был слегка навеселе, не то он никогда не позволил бы себе подшучивать над своим пестуном, которого очень уважал. Заметив, что старик огорчился, молодой князь сразу оставил свой шутливый тон и продолжал уже подчеркнуто серьезно.

— Значит, ты был у моей матери. Ну, рассказывай, какие приготовления сделаны к моему путешествию. Утром я должен выехать во что бы то ни стало.

— Княгиня как раз и хочет, чтобы ты завтра утром отбыл, — ответил старик, поднялся со своего места, подошел к тахте, на которую прилег Самвел, и уселся около нее на ковре, чтобы говорить, не повышая голоса. — У нее все готово. Пятьдесят юношей, все как один на серых конях, все в серебре — и кони и всадники — будут сопровождать тебя. Двадцать гнедых мулов, запряженные попарно, повезут палатки, припасы и одежду. Два белых мула повезут княжескую колесницу. Двадцать гнедых коней поведут за выездом. Роскошную сбрую для них княгиня выделила из своей сокровищницы. Кроме пятидесяти молодых телохранителей, тебя будут сопровождать семеро оруженосцев, семеро сокольничих, семеро псарей и два повара. Вина, другие напитки, сладости и фрукты, как положено, размещены в особых ларях. Не забыть бы сказать: в число телохранителей входит знаменосец, который понесет княжеский стяг, барабанщики и трубачи.

Арбак ни разу не запнулся, перечисляя все это, потому что заглядывал в клочок пергамента, который держал в руках. Когда он кончил, Самвел заметил:

— Великолепный выезд, но очень уж громоздок. Мне бы хотелось, чтобы свита была как можно легче и подвижнее.

— Княгиня желает, чтобы твой выезд не посрамил чести твоего отца и твоего имени, — отозвался старик тоном, в котором явственно ощущалось недовольство.

— А из моих людей кто включен в свиту?

— Никто. Это княгиня оставила на твое усмотрение. Кого захочешь, того и возьмешь с собой.