Самый далёкий берег
Шрифт:
— У нас совершенно нет времени, Гурьянов, — сказал он холодно. — Поэтому беседу придется вести в быстром темпе, чечеточном, я бы выразился, уж безусловно не танго… Нет у меня времени танцевать с вами медленное танго.
— Что вам…
— Что нам нужно? — понятливо подхватил голос. — Уж, безусловно, не часы с ночного столика. Расклад простой: вы мне быстренько рассказываете, кто передал в Амстердаме мальчикам Троцкого папку с документацией по альтаирскому направлению… и мы, очень может случиться, расходимся вполне мирно. Конечно, не буду лукавить, предварительно мы бюрократическим
В его голосе звучала серьезная, нешуточная деловитость. Все происходившее никак не напоминало ни сон, ни розыгрыш…
— Да послушайте вы…
— Слушаю. Кто был в Амстердаме?
— Это ошибка какая-то…
— А я ведь предлагал по-хорошему, — грустно сказал невидимый собеседник. — Что там у него по ориентировке, Коля? Пассивной педерастии не отмечено?
— Да нет, — торопливо ответил кто-то другой. — Баб дерет, как нормальный.
— Это великолепно, — задумчиво произнес человек, определенно бывший здесь старшим. — Это замечательно… Упрощает задачу. Хоть он и не Кащей Бессмертный, но смерть у него в яйце…
В круге света появилась рука в черной кожаной перчатке. Кирьянов прекрасно видел рукав старомодной гимнастерки — из хорошего материала, светло-зеленый, с вышитой красным и золотым эмблемой на рукаве. Там были щит и меч, там были серп и молот, но центральное место занимала восьмиконечная звезда с разновеликими лучами, в точности такая, как на рукаве его собствент ного кителя… Все это было настолько нелепо и жутко, что у него пропал голос.
Простыня отлетела в сторону, рука в черной перчатке обхватила его гениталии и легонько надавила, самую чуточку, но и этого хватило, чтобы взвыть от тупой боли. Правда, один из стоявших по бокам тут же зажал ему горло, и вопля не получилось.
— Это, как вы понимаете, легонькая демонстрация, — сказал старший. — Но если ты мне начнешь целку изображать, давану уже по-настоящему, от души. Только хрупнет… Ну, ты будешь колоться или как?
— Идиоты! — прохрипел Кирьянов, смаргивая выступившие на глазах слезы от боли. — Кирьянов моя фамилия, никакой я не Гурьянов, при чем тут Троцкий? Вы куда вломились, дуболомы?
— Интересно. — сказал старший, не убирая руки. — Несколько неожиданный поворот беседы…
— Сергей Семенович… — послышался рядом почтительный шепот.
— Ну?
Шепот стал вовсе неразборчивым и откровенно взволнованным.
— Твою мать… — с чувством произнес старший. — Точно?
— Посмотрите вон…
— Вот именно, идиоты, посмотрите! — придушенно произнес Кирьянов, чувствуя на горле сильные пальцы. — В столе, в верхнем ящике, там все написано…
— Коля… —
— Сергей Семенович… — произнес невидимый Коля убитым тоном гофмаршала, у которого посреди большого королевского приема вдруг упали шитые золотом панталоны, открыв ситцевые трусы в дырках и заткнутую за резинку оных украденную золотую ложку с алмазным вензелем сурового монарха…
— Что?
— Вы уж сами посмотрите…
Старший встал, исчез в темноте. Вспыхнул узкий луч фонарика, послышалась энергичная матерщина. Тут же вернувшись, старший склонился над распластанным Кирьяновым:
— Это что, четвертая плоскость?
Ободренный впервые зазвучавшими в этом голосе нотками неуверенности, Кирьянов злорадно ответил:
— Представления не имею, четвертая или пятая с половиной. Одно знаю: вас, клоунов, здесь быть не должно, вы куда-то не туда забурились, идиоты! Не знаю, как там у вас, не бывал, а у нас Троцкий лет шестьдесят как помер!
— Приятно слышать… — сказал старший, отчаянно пытаясь обрести прежний напор. — Ну, полежите пока…
По комнате метались уже три луча сильных фонариков. Кто-то вышел в кабинет и вскоре вернулся, протянул испуганно и тоскливо:
— Сергей Семенович, бля буду, это не та плоскость…
— Вы бы хоть компас завели, Колумбы! — воскликнул приободренный Кирьянов.
— Тихо, тихо, — посоветовал старший не особенно и помягчевшим голосом. — Не выступайте, не на трибуне… Ну что, товарищи дорогие? Не опять, так снова? Быстренько определите меж собой, кому из вас раком становиться — потому что кому-то непременно придется…
— Сергей Семенович… Расчетчик сбился, показал в правом окошечке не пятерку после запятой, а…
— Расчетчик — машина тонкая и где-то даже умная, — сказал старший. — Но вот в блудливых рученьках она… Ладно. Извините, товарищ Кирьянов, простите великодушно, обшибочка вышла, никто не гарантирован и не застрахован… Случается из-за таких вот разгильдяев, чего уж там… Виновные, как говорится, понесут…
Правда, особого раскаяния в его голосе не чувствовалось, скорее уж легкая досада.
— Сергей Семенович…
— А?
— Это, точно, четвертая… Плоскость “Зет”. Хозяйство Зорича.
— Ну и?
Голос предложил с нешуточным азартом:
— Сергей Семеныч, а давайте этого грохнем! Не подписку ж с него брать? Сохранение тайны и вообще… Не люблю я эту белогвардейскую рожу, с души воротит… Кто узнает? Острую сердечную недостаточность ему по счету “раз”…
— Это самодеятельность, Вадичка, — сказал старший небрежно. — Весьма даже непозволительная. Мне этот недобитый гад тоже не по душе, но нет у нас полномочий пакостить в сопряженной плоскости, тут свое начальство и свои органы…