Самый далёкий берег
Шрифт:
Совершенно земным жестом Аэлита взяла Кирьянова под руку и сказала тоном избалованного ребенка:
— Ну, показывайте вашу крепость… Ой, прелесть какая! Совсем маленькие домики, вроде сторожки в имении у тети Белатор… А где этот минутный… секундный… ну да, часовой! Он же должен стоять с копьем наперевес и что-то такое тайное спрашивать, иначе не пройдешь, я помню, читала…
Кирьянов покосился на нее. Нет, она вовсе не играла — совершенно искренне щебетала с простодушием малого ребенка. Ну да, ну конечно, а с чего ей быть умной, когда есть возможность порхать
Они вошли в холл. Кирьянов испытывал смешанные чувства — с одной стороны, хотелось так никого и не встретить, пока не нырнут в комнату, и в то же самое время так и подмывало, так и свербило — пусть бы кто попался навстречу, из мужиков, чтобы посмотрели, какую красотку он ведет в свою скромную хату… От этой двойственности он даже перестал думать, сколь незавидная роль ему выпала — по сути, мальчика по вызову, есть что-то общее…
Мухомор обернулся, осклабился:
— Ну, мы пошли, а вы, молодежь, развлекайтесь как следует… — И он бесцеремонно хлопнул “римлянина” по заднице, направляя к лестнице на второй этаж, что тот воспринял опять-таки с полным пониманием.
Кирьянов оглянулся через плечо — роскошный лакей с непроницаемым лицом бесшумно шествовал за ними.
— Прелесть какая! — повторила Аэлита, вертя головой и хлопая ресницами. — Как в стерео — коридорчики низкие, все маленькое… Совершенно по-армейски. Я так и представляла рыцарскую кордегардию… А лошади у вас где? Ой, я и забыла, вы ведь больше на лошадях не ездите… Жаль. Красиво было… Вот сюда, наверное?
И она, прежде чем Кирьянов не то что успел воспрепятствовать, а хотя бы разинуть рот, распахнула дверь в служебный кабинет штандарт-полковника Зорича, моментально оказалась внутри, увлекая за собой кавалера — а безмолвный слуга “без речей” замыкал шествие.
Таково уж было его невезение, что Зорич оказался на своем месте, сидел за столом, безукоризненно подтянутый, застегнутый на все пуговицы, разве что без фуражки. На столе перед ним переливалась цветными линиями и ползающими огоньками какая-то схема — такое подозрение, карта очередной акции.
Штандарт-полковник, здешний царь и бог — или уж, как говорится, первый после бога — поднял глаза и, как любой на его месте, на миг оторопел. Но тут же обрел прежнюю непроницаемость — сущий статуй, бронзовый кондотьер…
“Силен шеф, — с уважением подумал Кирьянов. — У меня на его месте глаза точно на лоб бы полезли, а ему хоть бы хны…”
Ему захотелось зажмуриться от ужаса — очаровательная Аэлита с детской непринужденностью обошла стол, уселась на его краешек рядом с мигающей картой, словно нарисованной в воздухе лучами света, положила ногу на ногу и уставилась на штандарт-полковника с бесстыдным любопытством эскимоса, дитяти природы, впервые в жизни увидевшего трамвай или антилопу в зоопарке.
Зорич бросил на Кирьянова беглый, совершенно бесстрастный взгляд, от которого обер-поручику захотелось провалиться сквозь землю. И ровным голосом осведомился:
— С кем имею честь?
— Значит, это вы тут главный? — спросила Аэлита безмятежно. — А вы красивый мужчина, такой
— Совершенно верно, — сказал Зорич и перевел взгляд на Кирьянова. — Костя, не представите ли милую барышню? И не объясните ли, какими судьбами…
— Это… это Аэлита, — еле выговорил Кирьянов, чувствуя, что от жгучей неловкости, неправильности ситуации покраснел весь, от макушки до пяток, и от него можно прикуривать в любом месте.
— Совершенно верно, — сказала Аэлита, чье нереально изящное бедро коснулось светящейся карты, отчего та отчаянно замигала, изменив оттенки. — Аэлита фойл Гламертен, восьмая маркиза Денури, младшая графиня ан-Ретагон.
— Ах, вот как… — непринужденно сказал Зорич. — Да, разумеется, мне следовало догадаться…
У застывшего навытяжку Кирьянова создалось впечатление, что штандарт-полковник не просто отделался дипломатичной фразой, а в самом деле получил исчерпывающий ответ на некий висевший в воздухе вопрос. На лице полковника мелькнула тень эмоций — но не досады или раздражения, как следовало бы ожидать, а, скорее, скуки и примирения с неизбежным.
— Вот как… — повторил он, скучнея на глазах. — Я в вашем полном распоряжении, дорогая младшая графиня… долгие лета старшей. Чем могу служить?
— Это вы, жестокий человек, заковываете их в кандалы и бьете плетью? — спросила Аэлита с непритворно сердитыми нотками, показав кивком на Кирьянова. — Только не притворяйтесь, я читала… или в стерео видела… Такой же там был сатрап, красивый и холодный, как лед… Вам не стыдно?
— Помилуйте, за что? — спросил Зорич чуть-чуть растерянно.
— Ну, вы же командир здесь?
— Должен признаться…
— Значит, это вы за малейшую провинность караете офицеров, как зверь?
“Гос-споди, — подумал Кирьянов тоскливо. — Мне теперь на чердаке жить придется с неделю, пока все не забудется… вот только нет тут чердаков, очень современной постройки здания…”
— Милая младшая графиня, — сказал Зорич, моментально справившись с собой. — Право же, у вас неверные представления. Армия давным-давно избавилась от наиболее одиозных традиций прошлого, вы черпали знания из книг и стерео, которые не всегда отображают реальность, могу вас уверить…
— Честное офицерское?
— Честное офицерское, — подтвердил Зорич.
И глянул на Кирьянова с непонятным выражением в холодных глазах. Тот отчаянно прикидывал, как ему с помощью одного-единственного взгляда выразить сожаление, раскаяние, все возможные извинения, но так и не придумал. И пытаться нечего посредством одного взгляда отобразить столь сложную гамму чувств…
Он готов был провалиться сквозь землю — как человек, привыкший к иерархии, субординации, служебной лестнице, прекрасно понимал, в каком положении оказался. В жизни еще не выглядел столь нелепым дураком…