Самый лучший учебник журналистики. Кисло-сладкая книга о деньгах, тщеславии и президенте
Шрифт:
Это такой спектакль, который состоит из многих мизансцен. И мне кажется, что главный редактор должен все-таки видеть, каким будет этот спектакль на премьере. В нашем варианте: каким журнал придет к читателю. У меня есть один опыт – это опыт работы с Егором Владимировичем Яковлевым, который, собственно, из меня сделал журналиста и который меня практически всему научил. Егор «жил» в «Московских новостях», он работал с материалами, работал с журналистами. Я все время вспоминаю, что делал Егор. Что-то, мне кажется, он неправильно делал, что-то правильно. Главный редактор – это такой координатор процесса, при этом он должен не «подминать» журналистов, а давать им пространство свободы.
Я считаю, что дилетантизм – это порок нашего отечества, а журналист, который занимается темой, он должен о ней знать максимально много. Не скажу «все» – это
Что касается главного редактора, то он все должен знать значительно лучше, чем коллеги-репортеры, знать очень многие темы, чтобы понимать, что можно из этого получить на выходе. Образование, с моей точки зрения, абсолютно важная вещь для главного редактора. Одновременно мне кажется, что главный редактор должен сам быть пишущим журналистом. Потому что очень важно, чтобы тексты были четкие и хорошо написанные. И поэтому главный редактор должен сам хорошо понимать, как это должно быть написано.
Что касается управления коллективом, то не знаю никакой тут технологии, лишь точно понимаю, что главный редактор работает больше всех – я ухожу из редакции последняя.
Знаю, что это, во-первых, профессия, и мы не занимаемся здесь каким-то особым творчеством. Журналистика – это ремесло. Наша задача – найти информацию и сделать ее доступной для наших читателей. Для этого есть понятные вещи. Понятно, что должно быть несколько подтверждений на тот или иной факт. Понятно, что нужно собрать разные точки зрения на ту или иную проблему. Например, мы часто пишем о каких-то вещах, связанных с Кремлем, то мы обязательно посылаем запросы тому же самому Владиславу Суркову или звоним по мобильному телефону ему или кому-либо из его сотрудников и пытаемся задавать вопросы. Они почти всегда не считают нужным отвечать, но это их проблема. Мы находим возможности другими способами получить точку зрения, в том числе и наших оппонентов. Или людей, которые смотрят на ту же проблему совершенно по-другому.
Главный редактор обязан отслеживать, чтобы все это соблюдалось. Главный редактор обязан требовать, что если репортер приносит материал, чтобы под это были необходимые точки зрения, необходимые документы и т. д. Честно говоря, я думаю, что журналистика в этом смысле счастливая профессия. Люди, которым не нравится заниматься журналистикой, они здесь не остаются, потому что можно уйти в пиар, где значительно больше платят, или выращивать цветы на даче. А журналистика приносит удовлетворение тем, что ты первый узнаешь информацию, ты копаешь, находишь какие-то неизвестные факты, а потом еще ты видишь свою фамилию на полосе, и плюс за все это удовольствие тебе еще платят деньги. Так что, я думаю, должны работать люди, которым это интересно.
3. Честно говоря, я не очень понимаю, что такое «новая журналистика». Меняются инструменты журналистской профессии – раньше у нас были блокнот и магнитофон, а теперь мы можем пользоваться Интернетом и т. д. У нас есть Скайп, мобильные телефоны – это все новые инструменты.
Но как и десять или сто лет назад, журналистика – это способ доставки проверенной информации читателям. Это исполнение конституционного права людей на информацию, ничего больше. И этим должны заниматься профессионалы. Поэтому я не верю ни в какую журналистику «21-го века». Потому что в Интернете как всегда много всего, но никогда не знаешь: информация, которая выложена там – это действительно так и было или это кому-то так показалось? Или кто-то написал некую «мульку» по мотивам того, что услышал от соседа, когда вместе распили бутылку водки?
Только профессиональный журналист знает, как найти информацию, как надо задавать вопросы, как надо сделать интервью и как надо проверять эту информацию. То, что появляются электронные СМИ, это нормальное дело – СМИ будут на разных носителях. Но я думаю, уже сейчас есть ощущение, что Интернет – это такое большое пространство, и в этом пространстве так трудно отличить правду от лжи, факт от вымысла, что люди конечно же будут возвращаться к профессиональным средствам массовой информации.
Увлечение сейчас Интернетом – это нормально, это очень удобный ресурс, очень удобный инструмент, но он никогда не заменит профессию.
А профессия, повторяю, не менялась со времен древних греков.
Это доставка проверенной информации людям.
Все!
КОНСТАНТИН РЕМЧУКОВ владелец и главный редактор «Независимой газеты»
1. Коротко обозначу главные звенья моей биографии.
Я окончил Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы и получил два диплома о высшем образовании – диплом переводчика английского языка и диплом экономиста-международника. И так получилось, что на пятом курсе, за три месяца до защиты диплома по экономике, я уже государственной комиссии (она была из института Мориса Тореза) сдал на «отлично» госэкзамены и защитил диплом переводчика английского языка. А это дало мне возможность, еще не окончив университет, буквально за три месяца до окончания, в 76-м году в ноябре, уехать в Пакистан, где я работал как переводчик на строительстве металлургического завода в Карачи. С одной стороны, я зарабатывал деньги – приехав, уже в 77-м году в возрасте 23 лет я купил двухкомнатную квартиру в Ясеневе, но с другой – собирал материалы на диссертацию, касающуюся исследований региональной проблематики.
Я это говорю не случайно, а для того, чтобы подчеркнуть, что в очень раннем возрасте оказался за границей, а Пакистан 76–77-го годов – это бурлящая страна, когда начались многомиллионные противостояния политических сил, когда был свергнут Зульфикар Али Бхутто, премьер-министр Пакистана, пришел Зия Ульхак.
Я, естественно, читал все газеты на английском языке, кстати, журналистика пакистанская очень хорошая, с английскими традициями. А поскольку коллектив строителей металлургического завода был большой, то меня просили каждую пятницу (это в мусульманской стране выходной день) читать политинформацию. И вот в 22 года я за неделю выписывал главные события внешней и внутренней политики и читал эти лекции.
И вот, видимо, тогда начала формироваться способность выделять какие-то главные вещи, смотреть, что принципиально важное я должен сказать людям, чтобы они понимали ход внутриполитической коллизии в Пакистане, поскольку люди не понимали, что там происходит.
Потом я вернулся в Москву, окончил университет, поступил в аспирантуру, далее окончил аспирантуру и прошел весь путь: аспирант, ассистент, профессор, зав. кафедрой макроэкономического регулирования и планирования. Но понятно, что эта профессия была связана со способностью писать тексты, в том числе научные тексты. То есть для меня было нормой читать книги и оценивать каждый раз, когда читаешь книгу: хорошая это книга по экономике или плохая – это тоже, естественно, сильно меня воспитывало. То есть у меня достаточно высокий образовательный уровень. В 86-м году я уехал на стажировку в Пенсильванский университет, в университет Плюшевой Лиги. Это был первый год после того, как Горбачев пришел к власти, и все это было в новинку, никто не знал, как долго это продлится. Поэтому у меня до сих пор есть напоминание из библиотеки Пенсильванского университета о том, что я должен вернуть 300 томов – Солженицына, и Мандельштама, «Хронику текущих событий», потому что я ночи напролет читал все эти вещи, ибо не знал, будет ли у меня в Москве возможность все это читать. Как выяснилось, зря читал, потому что потом все это в России опубликовали. Но читать было очень интересно – и это тоже образовательная вещь. Там библиотека работала с 8 утра до 12 ночи, и у каждого (в частности, я там был как преподаватель, потом уже предложили лекции читать), у меня был столик в библиотеке и свободный доступ ко всем фондам. Три миллиона томов было тогда в библиотеке Пенсильванского университета. Ты мог брать книги прямо с полки и на своем столике их хранить. Тогда не было интерфейса в лице библиотекаря и каталога – ты ходил вдоль полок и брал, что тебя интересует. И если я не читал лекции (а я очень много лекций читал в Америке), то садился с 8 утра уже за этот столик и прочитывал все газеты: «New York Times», «Philadelphia Inquire», «Wall Street Journal», «Washington Post», читал советские газеты, которые приходили. И вел такой толстый «кондуит» из пяти секций – такой university, lock book, куда заносил интересную информацию из этих газет.
Но помимо всего прочего во мне, видимо, к тому времени уже появлялась стандартная процедура оценки качества публикации в той или иной газете по той или иной теме. То есть, если меня интересовала какая-то проблема, по которой я искал материал, я уже мог сказать, что «New York Times» лучше по этой теме пишет, «Washington Post» имеет лучших белодомовских корреспондентов, а «Wall Street Journal» продвинулся по Советскому Союзу. Опять вроде бы я как молодой ученый был академическим человеком, но работа с газетами была нормой.